Я лелею деревню,
Качели в твоем саду.
Но принять не могу, что так мало из детства помню.
В голове столько мест купилось на ерунду.
Почему для младенчества не завелось укромных?
Чем ты дышишь сегодня?
Кого обещал беречь?
Что бы мне ни привиделось, это не будет точным:
Крутобокой земле всегда не хватает встреч,
Зато весь горизонт — подмостки для одиночек.
Я боюсь так неслышно,
Как будто борюсь с собой.
Вместе с нами горчит полынь, облетают вишни.
Передай мне, пожалуйста, с самой передовой,
Ты простил меня и, как младенца, подкинул выше?
К потолку, к солнцепёку, чтобы потом обнять?
Я так долго росла, но сейчас под руками — пропасть.
Как у правнучки, что по асфальту боится топать,
Если рядом с собою не ощущает мать.
Я нервический шепот, зажатый, как кнут, ношу.
Я так долго росла, что мне впору любой невроз, но
Притворяюсь, вполне уверенно, диагностом
Прежде, чем о пощаде свою тишину прошу.
Бессмысленное, злобное, зимой
безлиственное, стадии угля
достигнувшее колером, самой
природой предназначенное для
отчаянья, - которого объем
никак не калькулируется, - но
в слепом повиновении своем
уже переборщившее, оно,
ушедшее корнями в перегной
из собственных же листьев и во тьму -
вершиною, стоит передо мной,
как символ всепогодности, к чему
никто не призывал нас, несмотря
на то, что всем нам свойственна пора,
когда различья делаются зря
для солнца, для звезды, для топора.
1970
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
