Кошек, собачек, цветы, детей
и ещё всякое, всякое разное
вышивает прилежная вышивальщица.
Стежок за стежком, крестик за крестиком.
Украшает жильё поделками.
То подушку - хитрой кошачьей мордой,
то рушник - петухами.
То морской пейзажик - на стенку.
То белую-белую с золотыми куполами вышьет,
а то и портрет цыганки с гитарой.
Кто или что велит ей?
Напрягать тугое полотно на пяльцах,
продевать в ушко цветную нить,
протыкать раз за разом
тысячи тысяч раз
бесцветное плоское, банальное пространство,
превращать его, превращать..
Спроси - не ответит.
Ибо не её это дело - понимать истоки и говорить о них
и о том чудесном, что творится её руками.
А кто скажет, кто может сказать?
И кто смог хотя бы попытаться?
Разве что какой-нибудь горемычный..
Ганс-Христиан?
Или, может, какой-нибудь просто Колька..
Яновский?
Да, да!
Вот они смогли бы.
Ибо речью владели искусно
и сродни работе вышивальщицы было их занятие.
Не иглой и нитью, но пером и словом
превращали убогость приземлённого быта
в трогательное, волнующее отражение
на простой белой бумаге,
испещрённой чернильными знаками и значками.
Пройдут годы.
Побледнеют, осыпятся нити и буквы,
постепенно умалятся они, исчезнут -
подобно крупицам соли растворятся во времени.
И станет время солёным, как океан-море,
как слёзы радости и отчаяния..
Т. Зимина, прелестное дитя.
Мать – инженер, а батюшка – учетчик.
Я, впрочем, их не видел никогда.
Была невпечатлительна. Хотя
на ней женился пограничный летчик.
Но это было после. А беда
с ней раньше приключилась. У нее
был родственник. Какой-то из райкома.
С машиною. А предки жили врозь.
У них там было, видимо, свое.
Машина – это было незнакомо.
Ну, с этого там все и началось.
Она переживала. Но потом
дела пошли как будто на поправку.
Вдали маячил сумрачный грузин.
Но вдруг он угодил в казенный дом.
Она же – отдала себя прилавку
в большой галантерейный магазин.
Белье, одеколоны, полотно
– ей нравилась вся эта атмосфера,
секреты и поклонники подруг.
Прохожие таращатся в окно.
Вдали – Дом Офицеров. Офицеры,
как птицы, с массой пуговиц, вокруг.
Тот летчик, возвратившись из небес,
приветствовал ее за миловидность.
Он сделал из шампанского салют.
Замужество. Однако в ВВС
ужасно уважается невинность,
возводится в какой-то абсолют.
И этот род схоластики виной
тому, что она чуть не утопилась.
Нашла уж мост, но грянула зима.
Канал покрылся коркой ледяной.
И вновь она к прилавку торопилась.
Ресницы опушила бахрома.
На пепельные волосы струит
сияние неоновая люстра.
Весна – и у распахнутых дверей
поток из покупателей бурлит.
Она стоит и в сумрачное русло
глядит из-за белья, как Лорелей.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.