Краснеют гроздья у рябины -
позднеосенняя пора -
предвестница потерь - близка...
Я на тебя смотрю, любимый,
из интерьеров ноября,
смотрю уже издалека.
Всё глубже тени, всё теснее
наполнен вздохами закат -
к причалу путь они мостят,
где всё труднее и труднее
ловить средь суеты мгновений
твой удаляющийся взгляд.
Он с каждым часом дальше, дальше
и в беге будней под уклон,
в тревогах их непреходящих,
мне не прижать к щеке горячей
знакомую до жил ладонь.
За жизни воем, граем, плачем
не ощутить в ней пульс, дарящий
одно дыхание с тобой,
снимающий любую боль.
И от того себя всё жальче,
а зов мой переходит в стон,
что безответностью рождён.
Всё ярче гроздья у рябины
и в них печаль моя тяжка -
любовь из ночи воробьиной
с беспечностью её "пока",
на деле так невозвратима -
сменяет времени оскал,
жестокой данности реал.
Лишь память стаей журавлиной,
касаясь крыльями виска,
тревожит, на помин легка...
А нам не встретиться, любимый!
*Первая строфа - перепев романса "Ах, эта красная рябина".
От отца мне остался приёмник — я слушал эфир.
А от брата остались часы, я сменил ремешок
и носил, и пришла мне догадка, что я некрофил,
и припомнилось шило и вспоротый шилом мешок.
Мне осталась страна — добрым молодцам вечный наказ.
Семерых закопают живьём, одному повезёт.
И никак не пойму, я один или семеро нас.
Вдохновляет меня и смущает такой эпизод:
как Шопена мой дед заиграл на басовой струне
и сказал моей маме: «Мала ещё старших корить.
Я при Сталине пожил, а Сталин загнулся при мне.
Ради этого, деточка, стоило бросить курить».
Ничего не боялся с Трёхгорки мужик. Почему?
Потому ли, как думает мама, что в тридцать втором
ничего не бояться сказала цыганка ему.
Что случится с Иваном — не может случиться с Петром.
Озадачился дед: «Как известны тебе имена?!»
А цыганка за дверь, он вдогонку а дверь заперта.
И тюрьма и сума, а потом мировая война
мордовали Ивана, уча фатализму Петра.
Что печатными буквами писано нам на роду —
не умеет прочесть всероссийский народный Смирнов.
«Не беда, — говорит, навсегда попадая в беду, —
где-то должен быть выход». Ба-бах. До свиданья, Смирнов.
Я один на земле, до смешного один на земле.
Я стою как дурак, и стрекочут часы на руке.
«Береги свою голову в пепле, а ноги в тепле» —
я сберёг. Почему ж ты забыл обо мне, дураке?
Как юродствует внук, величаво немотствует дед.
Умирает пай-мальчик и розгу целует взасос.
Очертанья предмета надёжно скрывают предмет.
Вопрошает ответ, на вопрос отвечает вопрос.
1995
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.