Ты помнишь — отмель, полдень, Эгершельд?
Холодный ветер с Токарёвской кошки
ерошил волосы и платья лёгкий шлейф
опутывал колени, камня крошки
хрустели в такт шагам, и было так,
как будто не было и никогда не будет,
но память, намывной архипелаг,
в материковой сколотой посуде
теряла форму и текла на дно,
и прогибалось дно, искажено,
как в незначительной, без имени, запруде.
Так мы, без имени, без возраста, без тем
для разговоров — ветер, камень, крошки —
из заплывающих друг в друга пресных тел
тянули соль морей, касаясь ложкой
стеклянных губ и глаз, и слыша звон,
спешили прочь из аномальных зон
с надорванной береговой обложкой,
но возвращались в точку маяка,
держа друг друга за руки, пока
вода не прибывала, глубока,
и не будила Токарёвской кошки.
Свет погасят. Ни улицы, ни двора.
Спят в раю, но в рай тебе не попасть.
– Видишь, ровное минное поле? Пора, –
кто-то скажет. – Господи, Твоя власть.
И по полю минному, напрямик...
что жалеть, бояться теперь чего?
Поплетешься, двоечник-ученик,
и сто раз подорвешься. А до Него
далеко. Но пробьется небесный свет,
и в кармане засвищут вдруг соловьи,
и Он спросит, – Не больно, не страшно? Нет?
– Нет, не страшно, тут, Господи, все свои.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.