В открытом воздухе, в кубическом объёме
жилья
мы двигаемся, словно в полудрёме.
Отлично смотрится Земля
из кратера на маленькой планете,
хоть кажется, что мы одни на свете
и ни одна душа не смотрит сверху или снизу
на эти наши странные дела.
Скребутся коготками по карнизам
пернатые небесные тела.
А скопища воздушной ваты –
аляповаты.
Дверь открывая в ламповый подъезд,
учась искусству знаков у незрячей
кабины лифта, мы не спрячем
своих забот, но всё же память съест
оторванные воздухом летящим
мечты о предстоящем.
В краю, набитом перьями и ватой,
конструкции бетонные и сны
как будто бы ни в чём не виноваты, –
смешны;
и это кажется инопланетному фантому
и диким, и знакомым.
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.
24 мая 1980
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.