Он бородой весьма небрежен.
Он неопрятен и потёрт.
Зато глаза, горят как прежде.
Из бара – в бар,
со спиртом в порт.
С утра он алчет лимонадик,
В такт синкопирует кадык.
Затем ларёк, фунфырик, падик.
- Братан, нальёшь?
- Конечно, дык.
Часы? Он ими насладился.
А знать – продать часы пора.
Чтоб праздник бесконечно длился.
Алкоджихадов мишура.
А вот, гляди-ка, книжек полка!
Печатный закружился лист.
Ну и – ату их! Больше толка
В рублях, что дарит «Букинист».
Шурша осеннею листвою,
Волнуя небо под ногами,
Он и не то ещё освоит
В своей погоне за деньгами.
А после – круг привычных басен.
Как был он прежде адмирал,
Цусимы брал, врагу ужасен.
И на Бали ходил на бал.
И на «Титаник» Бонапартом
В черкесской бурке взгромоздясь,
Рубил врагов с шальным азартом.
Шёл в пекло, гордо, не таясь…
***
Скрипя замшелыми бортами,
В гуано он сегодня пьян.
Он прожигатель мирозданий.
Он созерцатель бытия…
У всего есть предел: в том числе у печали.
Взгляд застревает в окне, точно лист - в ограде.
Можно налить воды. Позвенеть ключами.
Одиночество есть человек в квадрате.
Так дромадер нюхает, морщась, рельсы.
Пустота раздвигается, как портьера.
Да и что вообще есть пространство, если
не отсутствие в каждой точке тела?
Оттого-то Урания старше Клио.
Днем, и при свете слепых коптилок,
видишь: она ничего не скрыла,
и, глядя на глобус, глядишь в затылок.
Вон они, те леса, где полно черники,
реки, где ловят рукой белугу,
либо - город, в чьей телефонной книге
ты уже не числишься. Дальше, к югу,
то есть к юго-востоку, коричневеют горы,
бродят в осоке лошади-пржевали;
лица желтеют. А дальше - плывут линкоры,
и простор голубеет, как белье с кружевами.
1982
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
