За любовь прощения не просят,
этим невозможно оскорбить,
и пускай ей безответной быть -
в памяти серебряная россыпь
мигов, что туманом голубым
кутают сознанье в злую осень,
согревая шёпотом родным:
"Вспомни глаз усмешливую синь,
губ его желанность в разговоре,
тёмно-русых прядей непокорность,
строк твоих наивную нескромность", -
и реал не накрывает штормом,
прошлого улыбчивый Гольфстрим
властно входит в сумрачную стынь,
утешая зельем приворотным -
снова утро с тем, кто так любим -
вам обоим - вечность до седин...
Лишь одно в идиллии тревожит
и пугает, иногда до дрожи, -
не столкнуться бы в Собесе с ним -
за протезом он пришёл зубным,
я ж - за аппаратом слуховым.
Юности любовь стареть не может!
Вариант концовки:
Бывший друг пришёл за костылём
и забрал последний, мне ж - облом!!!
Штрихи и точки нотного письма.
Кленовый лист на стареньком пюпитре.
Идет смычок, и слышится зима.
Ртом горьким улыбнись и слезы вытри,
Здесь осень музицирует сама.
Играй, октябрь, зажмурься, не дыши.
Вольно мне было музыке не верить,
Кощунствовать, угрюмо браконьерить
В скрипичном заповеднике души.
Вольно мне очутиться на краю
И музыку, наперсницу мою, -
Все тридцать три широких оборота -
Уродовать семьюдестью восьмью
Вращениями хриплого фокстрота.
Условимся о гибели молчать.
В застолье нету места укоризне
И жалости. Мне скоро двадцать пять,
Мне по карману праздник этой жизни.
Холодные созвездия горят.
Глухого мирозданья не корят
Остывшие Ока, Шексна и Припять.
Поэтому я предлагаю выпить
За жизнь с листа и веру наугад.
За трепет барабанных перепонок.
В последний день, когда меня спросонок
По имени окликнут в тишине,
Неведомый пробудится ребенок
И втайне затоскует обо мне.
Условимся о гибели молчок.
Нам вечность беззаботная не светит.
А если кто и выронит смычок,
То музыка сама себе ответит.
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
