У старой пристани, где глуше пьяниц крик,
Где реже синий дым табачного угара,
Безумный старый бриг Летучего Косара
Раскрашенными флагами поник.
Эдуард Багрицкий./ Конец Летучего Голландца.
Легенды больше долго не живут -
Вся жизнь - одно мгновение…
Но море, мой хороший друг,
Хранит с далеких пор видения.
Как раньше в старину, как - будто невзначай,
Увидел я у пристани старинный бриг, встречай
Летучего Косара, и ругань, и угар!
Что потерял у пристани уставший капитан?
Иль кончились припасы, иль бочки опустели,
И вот теперь орет он среди тумана злее,
Охриплый голос прошлого меня зовет туда,
Где море не изучено, не знает время дна.
От жизни, что расписана с рожденья до конца,
Душа моя устала, желает ветерка -
Ну что ж, команда бравая, видавшая шторма,
Примите окаянного на вечность, на века!
И утром, сквозь туманы, прощаюсь я с тоской -
Тяжелый старый парус наполнен новизной.
Уйдем навеки в плаванье, забыв земли покой,
Усталые и пьяные, и волны за кормой.
Простите за нелепое моей души послание,
Я - юнга дней суровых и вечность - мое звание!
И если вдруг у пристани когда-то кто услышит,
То ругань горла хриплого, то перегаром дышит.
Ушедшая когда-то душа морского дьявола -
Знать, надоело вечное скитание желанное…
В кафе прибрежном маленьком, где дым стоит столбом,
Рассказы вы услышите про дивный мир мирской.
Я набираю новеньких романтиков незрелых -
Корабль одинокий зовет бесстрашно-смелых!
Легенды больше долго не живут -
Вся жизнь - одно мгновение…
Но море, мой хороший друг,
Хранит с далеких пор видения.
Как раньше в старину, как - будто невзначай,
Увидел я у пристани старинный бриг, встречай
Летучего Косара, и ругань, и угар!
Что потерял у пристани уставший капитан?
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси! —
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина —
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: — Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
«Мы вас подождем!» — говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» — говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
1941
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Авторизация
Камертон
