Иванов-Петров рассуждает о данности и даденом и делает неожиданные умозаключения о Петрове-Иванове
А вот, казалось бы, игра ума, который,
с самого утра, во вторник,
в столь малое (размер примерно тридцать пятый)
столь необъятное вместил, что стало до среды понятно.
Вместилось ведь не прямо, скажем, в мозг или в нейроны -
куда обычно прячет мысль разнорабочий иль ученый,
а в место, что запрятано подальше и не его
индивидуально, а общее для всех. Чего
так не хватает моему соседу, но даже у него,
допустим, семенем или зерном
или другой какой молекулою вложено
в объеме соразмерном, поскольку так положено.
И станем в соответствие с отмеренным нам жить,
все в братстве и любви, и не тужить,
напротив даже - поживать и прирастать
кто светом внутренним, кто светлым внешним слогом.
На зависть тем, кому с рождения успели дать
да видно те похерили в дороге...
Какой же всё-таки убогий
и чуждый движениям тонким - только хапать
горазд изрядно мой сосед. Скотина, хам и лапоть.
Облетали дворовые вязы,
длился проливня шепот бессвязный,
месяц плавал по лужам, рябя,
и созвездья сочились, как язвы,
августейший ландшафт серебря.
И в таком алматинском пейзаже
шел я к дому от кореша Саши,
бередя в юниорской душе
жажду быть не умнее, но старше,
и взрослее казаться уже.
Хоть и был я подростком, который
увлекался Кораном и Торой
(мама – Гуля, но папа – еврей),
я дружил со спиртной стеклотарой
и травой конопляных кровей.
В общем, шел я к себе торопливо,
потребляя чимкентское пиво,
тлел окурок, меж пальцев дрожа,
как внезапно – о, дивное диво! –
под ногами увидел ежа.
Семенивший к фонарному свету,
как он вляпался в непогодь эту,
из каких занесло палестин?
Ничего не осталось поэту,
как с собою его понести.
Ливни лили и парки редели,
но в субботу четвертой недели
мой иглавный, игливый мой друг
не на шутку в иглушечном теле
обнаружил летальный недуг.
Беспокойный, прекрасный и кроткий,
обитатель картонной коробки,
неподвижные лапки в траве –
кто мне скажет, зачем столь короткий
срок земной был отпущен тебе?
Хлеб не тронут, вода не испита,
то есть, песня последняя спета;
шелестит календарь, не дожит.
Такова неизбежная смета,
по которой и мне надлежит.
Ах ты, ежик, иголка к иголке,
не понять ни тебе, ни Ерболке
почему, непогоду трубя,
воздух сумерек, гулкий и колкий,
неживым обнаружил тебя.
Отчего, не ответит никто нам,
все мы – ежики в мире картонном,
электрическом и электронном,
краткосрочное племя ничьё.
Вопреки и Коранам, и Торам,
мы сгнием неглубоким по норам,
а не в небо уйдем, за которым,
нет в помине ни бога, ни чё…
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
