Мне папа обещал купить словарь,
чтобы язык родной не позабыл я.
Как говорил отец: "Все божья тварь
и кони с яйцами и без кобыла".
С тех пор я с русским языком дружу,
чуть что, - в словарь заглядываю смело.
Коням нельзя под хвост совать вожжу,
кобылам без яиц, - другое дело.
Словарный арсенал растёт, как ком,
но слоги до сих пор считаю в столбик.
Меня тесают русским языком
и интеллект речей меняет облик.
Все живы будем, если не помрём
и те граниты, что веками грызли,
я обхвачу пузатым словарём
и в пыль сотру их глубиною мысли.
Порою страшно думать, что один.
Вот тоже слово новое - "порою".
Напротив "Пиво", там где "Магазин"
кричал на дочку дядя: "Блядь, зарою!".
Я не могу забыть смешную Блядь,
найти б её и угостить конфетой.
Куплю лопату, чтобы откопать,
смешную Блядь, когда наступит лето.
Рассказ старика
Будильник по утрам придушит лень
и мозг встаёт, потрёпанный годами.
Сидит всё там же, только набекрень
и пудрится нетрезвыми попами.
Хмель не бежит уже на старого ловца,
а стопку не волнует честь мундира.
На кухне ждёт глазунья в два яйца,
стакан гранёный тёплого кефира.
Мой друг четвероногий прибежал
и лает - "Отвори калитку рая".
А я смотрю, как-будто бы кинжал,
он просит проглотить, не запивая.
Таблетки, как библейский караван.
Очки, как стая птиц на райском древе,
найдут тропу с кровати на диван,
там ждут меня запретный плод и Ева.
Воспоминанья выстроились в ряд,
не помню из какого я колена.
По ком колокола во мне звонят?
И гонят на погост... . Какого хрена?!
Друзья уходят, не пожав руки.
В гробах плывут любовницы и жёны,
а я живу всем смыслам вопреки
и жду звонка от них у телефона.
Есть у меня заветная мечта.
Когда-нибудь случайно в небе встретив,
спросить о том, что виделось с креста,
поднять и выкурить по сигарете.
Рассказ девушки
Курила дурь, жила не в гроб, а всласть,
меня найдя в капусте. С перепуга
папаша не делил с мамашей власть
и не делил бутылку с нами сука.
Я плакать перестала ровно в пять,
а драться "насмерть" научилась в восемь
и заскрипела черёз семь кровать.
Весна прошла и наступила осень.
Туманный, мокрый, рваный силуэт,
в нору забились солнечные зайцы.
А был ли это мальчик да иль нет?
Кудрявый кто-то уходил сквозь пальцы.
Да, мальчик был по имени Никто.
Их до фига пап Карло понаделал.
Он мне сказал (армянский анекдот):
"Какой ты дэвачка, как персик спэлый".
Но счастье тёрлось между нами миг.
Горела дважды красная рябина.
От той зимы её остался крик,
когда злодеи мальчика рубили.
С тех пор стою на трассе я одна.
Одета, как всегда, не по погоде
и из машин открытого окна
мне предлагают счастье на природе.
Рассказ сержанта
Весна ждала команду "Становись!".
Пузатый грязный старый паровозик
приплёлся в срок. "Ну, вот и заебись, -
сказал отец, - в подобных зеков возят".
Ждала присяга и ждала страна,
когда за родину стеною встанем,
чтобы она всегда была пьяна
назло US и прочим глухоманям.
Я командир и звать меня сержант,
рождён командовать солдатом не был
и морды бить не дал мне Бог талант
и делать взгляд орлиным и свирепом.
Сержант наряд на кухню невзлюбил,
казнил мышей и мерзких тараканов.
И не жалел ни дуста ни могил,
пока, чуть было сам в одну ни канул.
По городу учения идут,
стоят "убитые", живых конфузя.
А у "врага" на поле там и тут
лежат "покойники" и чешут пузо.
Тревогу ждал, как утро ждёт восход.
Сюжет достоин был высокой драмы, -
мне ротный обещал, что через рот
он сделает меня счастливой мамой.
Тем дорог золотник , что был он мал.
В конце скажу, но только между нами:
"Я, вот те крест, ни строчки не соврал,
СА видал вот этими глазами".
Рассказ лабуха
Уходит жизнь, уходит безвозвратно,
укол в висок не страшен для морщин.
Лишь песенка со сцены ресторана
закачивает в кровь адреналин!
Когда-то занавес взлетал, как птица
и опускался только на заре.
Давно, ещё при матушке царице
и батюшке, отце родном, царе!
Сидели девушки и, просто, б..ди,
их дамы сторонились, как огня.
А мальчики, украдкой в зубы глядя,
меж столиков гребли, мошной звеня.
Купцы не знали слов браток и сударь,
а обращались вольно - человек.
И горько плакали, зовя паскудой,
не зная слов ни гей ни гомосек.
На сцене песенку в шесть рук лабали
и к ми бемоль тянулись пацаны.
Работали над телом вышибалы
под крик расстроенной седьмой струны.
А много за полночь, когда дымилась
скабрезность, выжигая черепа,
заре без ропота сдалась на милость
от водки мокрая весёлая толпа.
В конце скажу, но только между нами,
что золотник тем дорог, что был мал.
Всё видел я вот этими глазами
и, вот те крест, ни строчки не соврал.
Одинокая птица над полем кружит.
Догоревшее солнце уходит с небес.
Если шкура сера и клыки что ножи,
Не чести меня волком, стремящимся в лес.
Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови, бегущей из порванных жил.
Если вздыблена шерсть, если страшен оскал,
Расспроси-ка сначала меня, как я жил.
Я в кромешной ночи, как в трясине, тонул,
Забывая, каков над землей небосвод.
Там я собственной крови с избытком хлебнул -
До чужой лишь потом докатился черед.
Я сидел на цепи и в капкан попадал,
Но к ярму привыкать не хотел и не мог.
И ошейника нет, чтобы я не сломал,
И цепи, чтобы мой задержала рывок.
Не бывает на свете тропы без конца
И следов, что навеки ушли в темноту.
И еще не бывает, чтобы я стервеца
Не настиг на тропе и не взял на лету.
Я бояться отвык голубого клинка
И стрелы с тетивы за четыре шага.
Я боюсь одного - умереть до прыжка,
Не услышав, как лопнет хребет у врага.
Вот бы где-нитьбудь в доме светил огонек,
Вот бы кто-нибудь ждал меня там, вдалеке...
Я бы спрятал клыки и улегся у ног.
Я б тихонько притронулся к детской щеке.
Я бы верно служил, и хранил, и берег -
Просто так, за любовь! - улыбнувшихся мне...
...Но не ждут, и по-прежнему путь одинок,
И охота завыть, вскинув морду к луне.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
