Жил, как старый волк зимою,
натощак посуду моя.
Этой сценою немою
возмутился Зинкин кот.
И сказал:"Послушай, Гриша, -
подойдя к кастрюле ближе, -
Зинка спит, давай потише,
а не то ...су в компот".
Почему? Кто разберёт.
Мыть посуду Гриша кончил.
Колбасы отрезал кончик,
тараканов свору гончих
разогнал, спасая торт.
Тут вползает дядя Коля, -
был неделю, как на воле, -
то ли трезвый, пьяный то ли.
Крикнул Гришке:"По пятьсот!?".
Почему? Хрен разберёт.
Водка только норовила.
Литра дяде не хватило.
На забор в окне Светило
поднималось, взяв разбег.
Фактом Коля был растроган
и у самого порога
он упёрся в землю рогом
и улёгся на ночлег,
как пингвины, - прямо в снег.
За окном кружат снежинки,
в спальне храп стоит. У Зинки
бигудями по старинке
голова покрыта в точь,
как у западной актрисы,
что упала за кулису,
увидавши хвостик крысы
и никто не смог помочь, -
на дворе стояла ночь.
Зинка потянулась сладко,
улыбнулась и украдкой
почесалась под лопаткой, -
точно Сонечка Лорен.
И блеснувши бигудями,
Зиночка, взмахнув грудями,
и покрывши их крестами,
голосом морских сирен
затянула:"Где ты, хрен?!".
Вспомнив разговор вчерашний,
Гришка испугался страшно,
что снесло у Зинки башню.
В спальню бросился вперёд.
И, умывшись по дороге,
чистив зубы, вымыл ноги
и улёгся на пороге,
как любимый Зинкин кот.
Почему? Чёрт их поймёт.
За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.
Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых костей в колесе,
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе,
Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.
17-28 марта 1931, конец 1935
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
