Философия целый век бьется, напрасно отыскивая смысл в жизни, но его — тю-тю: а поэзия есть воспроизведение жизни, и потому художественное произведение, в котором есть смысл, для меня не существует
Всё как вчера: тают звёзды в глубинах моря,
Лунные блики дарят простор эфиру -
Этих глубин пограничник спускаюсь с гор я,
Сменив на ночное море пространство мира.
И я погружаюсь на дно, как лихое слово,
Как в небеса погружался, пока был светел
День, но теперь он завешен тяжёлой шторой -
Глубины его небес превратились в пепел.
И был он един, но давно разделён хронос,
Где прошлое с будущим как зеркала Линча,
А между ними, то ли светел от звёзд космос,
То ли - к морю спускается с гор пограничник.
А за спиной его время /как будто небо/,
Скоро опустится штора - станет былое.
Ведь пограничник неисповедим, неведом
И все на замке границы, ты спи в покое.
Мир безграничен, но кто-то придумал грани
Чертит границы словом, а чаще - кровью,
Синее небо полосками алой ткани
Тьму пришивает к свету и хмурит брови.
День затянуло в омут сквозь дыры-звёзды,
В зеркале бархатном тонет абрис былого,
Где-то в грядущем в крест забивают гвозди,
Чертит гранцы, царапая вечность, слово.
Спит пограничник на шёлковых нитях се́ти,
День или век, безразлично, крепки границы,
Если пришёл, поскорей предъяви билетик,
Или прожи́тое вечность вам будет сниться.
Мир безграничен, но кто то придумал время.
Рассы и судьбы, веру и твердь Голгофы,
Жарко губами касаясь, целует темя
Может бы Вишну, а может быть сын Иоффе...
Мир безграничен, но кто-то придумал грани
Чертит границы словом, а чаще - кровью,
Синее небо полосками алой ткани
Тьму пришивает к свету и хмурит брови.
День затянуло в омут сквозь дыры-звёзды,
В зеркале бархатном тонет абрис былого,
Где-то в грядущем в крест забивают гвозди,
Чертит гранцы, царапая вечность, слово.
Спит пограничник на шёлковых нитях се́ти,
День или век, безразлично, крепки границы,
Если пришёл, поскорей предъяви билетик,
Или прожи́тое вечность вам будет сниться.
Мир безграничен, но кто то придумал время.
Рассы и судьбы, веру и твердь Голгофы,
Жарко губами касаясь, целует темя
Может бы Вишну, а может быть сын Иоффе...
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Колокольный звон над Римом
кажется почти что зримым,-
он плывет, пушист и густ,
он растет, как пышный куст.
Колокольный звон над Римом
смешан с копотью и дымом
и с латинской синевой,-
он клубится, как живой.
Как река, сорвав запруду,
проникает он повсюду,
заливает, глушит, топит
судьбы, участи и опыт,
волю, действия и думы,
человеческие шумы
и захлестывает Рим
медным паводком своим.
Колокольный звон над Римом
кажется неутомимым,-
все неистовей прилив
волн, идущих на прорыв.
Но внезапно миг настанет.
Он иссякнет, он устанет,
остановится, остынет,
как вода, куда-то схлынет,
и откатится куда-то
гул последнего раската,-
в землю или в небеса?
И возникнут из потопа
Рим, Италия, Европа,
малые пространства суши -
человеческие души,
их движения, их трепет,
женский плач и детский лепет,
рев машин и шаг на месте,
шум воды и скрежет жести,
птичья ярмарка предместий,
милой жизни голоса.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.