И музыка и философия рождаются из тьмы, из мрака. Не из тени, нет, из темноты, из непроглядности, из мрака. А человеку нужен свет. Человек должен жить на ярком, постоянном, беспощадном свету, так,
«Lyndon Johnson told the nation» (Tom Paxton). 1965. Вольный перевод.
Президент мне написал,
Что счастливый час настал.
Надевай скорее камуфляж.
Для тебя здесь нет работы –
Отправляйся, друг, в пехоту.
Во Вьетнаме ты получишь стаж.
Президент сказал в эфире,
Что конфликт не станет шире.
Угодить старается он нам.
Не война то, а войнушка:
Шлём полки, за пушкой пушка.
От вьетнамцев мы спасём Вьетнам!
Несмотря на непогоду,
Гу́кам мы несём свободу,
Но неблагодарные они.
В джунгли к красным убегают,
Часовых в ночи стреляют.
От разрывов лишь горят огни.
Президент сказал в эфире,
Что конфликт не станет шире.
Угодить старается он нам.
Не война то, а прогулка.
Взрывы раздаются гулко.
От вьетнамцев мы спасём Вьетнам!
Мы летим на вертолётах,
Мы строчим из пулемётов,
Словно рой безумной саранчи.
В чёрной, словно ночь, одежде,
Много партизан – как прежде.
Падаем, ракету получив.
Президент сказал в эфире,
Что конфликт не станет шире.
Граждане, не нужно лишних драм.
Не война – одно названье,
Значит – прояви старанье –
Без вьетнамцев будет пусть Вьетнам!
Что же, в рисовом я поле,
За Биг Дэдди беспокоен –
Знаю, любит всех нас президент,
За семь тысяч миль отсюда.
К нам летят полки. Покуда
Прибавляет кто-то к центу цент.
Сижу, освещаемый сверху,
Я в комнате круглой моей.
Смотрю в штукатурное небо
На солнце в шестнадцать свечей.
Кругом - освещенные тоже,
И стулья, и стол, и кровать.
Сижу - и в смущеньи не знаю,
Куда бы мне руки девать.
Морозные белые пальмы
На стеклах беззвучно цветут.
Часы с металлическим шумом
В жилетном кармане идут.
О, косная, нищая скудость
Безвыходной жизни моей!
Кому мне поведать, как жалко
Себя и всех этих вещей?
И я начинаю качаться,
Колени обнявши свои,
И вдруг начинаю стихами
С собой говорить в забытьи.
Бессвязные, страстные речи!
Нельзя в них понять ничего,
Но звуки правдивее смысла
И слово сильнее всего.
И музыка, музыка, музыка
Вплетается в пенье мое,
И узкое, узкое, узкое
Пронзает меня лезвие.
Я сам над собой вырастаю,
Над мертвым встаю бытием,
Стопами в подземное пламя,
В текучие звезды челом.
И вижу большими глазами
Глазами, быть может, змеи,
Как пению дикому внемлют
Несчастные вещи мои.
И в плавный, вращательный танец
Вся комната мерно идет,
И кто-то тяжелую лиру
Мне в руки сквозь ветер дает.
И нет штукатурного неба
И солнца в шестнадцать свечей:
На гладкие черные скалы
Стопы опирает - Орфей.
1921
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
