Голова пуста, как чайник,
выкипевший до дна.
Сто восемьдесят на сто.
Тараканы мои, идите вы лучше на...
Тараканы уходят строем
под барабанную дробь дождя,
что лупит, как бес, по карнизам,
крышам и площадям.
А один таракан не успел уйти -
самоубился в коре головного мозга,
мышь повесилась в морозилке,
но это не мышь, а её надоевший образ,
фантом,
уныло вертящийся на языке,
как голодная балерина
в пачке и в парике.
Балерина пытается сделать
красивые па,
а на деле - всё плохо, она рассыпается,
как мука и крупа,
по квартире, пустой без тебя,
ушедшего так давно,
что память размыла твоё лицо.
А я всё равно
жду, любимый, тебя,
как все не сдавшиеся ждуны,
кто с работы, кто с экспедиции,
а кто - с войны.
Иногда потихоньку схожу с ума,
а потом возвращаюсь опять.
И тогда начинаю по новой
ждать, ждать, ждать...
Но однажды со скрежетом
ключ повернётся в замке,
или нет, лучше звонок -
и ты с цветами в руке,
и я, как дура, с улыбкой
на лице, белом, как мел,
и вернувшимися тараканами
в полной чудес голове.
Пустота отступит, скукожится,
превратится в серую мышку, ту,
что сорвётся с колбасной верёвки
в белую мерзлоту,
улизнёт с морозилки, спрячется
в дальний угол под веник куцый.
Только знаю я,
тебе уже никогда не вернуться...
И кто зачем рождëн, и кто к чему готов, известно мудрецам, объявлено пророкам. А город ждëт своих неправильных шутов. Приказывает жить — поскрипывать порогом, подсвечивать места, где прячется весна, прикармливать слова на берегу абзаца. На небе столько звëзд — вселенная тесна, поэтому мирам легко соприкасаться. Приходят корабли, деревья говорят, фонарщики поют, мерцая головами: мы птичьи голоса, мы солнечный отряд. Мы, кажется, должны приглядывать за вами.
И кто кому судья, и кто кого простит, и кто оставил здесь закатные ожоги, понятно тем богам, что держат нас в горсти, что дуют в наши лбы и остужают щëки. Кентаврам снится лес потерянных подков. Седому королю — заросший астероид.
А город ждëт своих беспечных дураков. Гештальты не закрыл. И двери не закроет. Зевающий швейцар листает облака. Эдемский старый дом качается на сваях. Вся ангельская рать спешит издалека — болтать о чепухе в спасительных трамваях. Судьба любого зла — лишь пепел да зола, горчащая печаль, похмельная икота. Твой крепкий бастион, упрямый, как скала, рассыплется, когда тебя окликнет кто-то. Возможно, гитарист, торговец, альбинос, возможно, господин, страдающий от зноя. Он скажет:
ты чего? Давай не вешай нос.
Вот крылья. Небо вот.
Не бойся — запасное.
16.02.2024
https://vk.com/carvedsvirel
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
