Смутные контуры в скомканном сне,
Словно доносится что-то извне,
Как пели двое в промозгшем лесу:
Хитрый койот и ворчливый барсук:
«Белый, пушистый, как кролика мех,
Выпади снег, принеси нам успех!»
Только подводит опять календарь:
Темный ноябрь, да бесснежный январь.
Бродит койот по волшебной горе,
Дремлет барсук в старой тесной норе.
Звуки затихли за чахлым леском –
Так и не спелись койот с барсуком.
***
КОЙОТ И ВЕТЕР
Как койот в ту ночь танцевал с звездой
И кружил за ней, будто бурый хвост,
А на землю вниз шёл за роем рой
Белых звонких пчел из небесных гнезд.
Ветер завывал над белесой мглой
От остывших скал до замерзших вод.
И под утро был беспощадный бой:
Бурю догонял и душил койот.
Ветер сдался, стих, и пришел рассвет,
И от битвы той не найдешь следа.
Отряхнулся мир, сбросил снежный плед,
Но исчезла ночь и ушла звезда.
Мчит за горизонт далью голубой
Стайка серых туч – поредевших кляч.
Ни души вокруг: над сырой травой
Только ветра вздох да койота плач.
***
ВОСПОМИНАНИЕ
Сам себе я теперь не рад,
Где мне мыслям найти роздых?
Помнишь те времена, брат,
Как росли на березе звезды?
И зарыт был топор войны,
Дым струился над тихим селеньем,
И просили прощенья мы
У летящей души оленя.
И казалось, что так века
Жизнь как сказка идти будет.
Было так до тех пор, пока
Не забыли себя люди.
***
КРОЛИК, ПОЙМАВШИЙ СОЛНЦЕ
В небо башкою… и сыпятся искры из глаз,
Звонкие, словно червонцы.
Я не Икар, не Гагарин и даже не Фантомас,
Я – кролик, поймавший солнце!
В синюю бездну несет меня огненный кит,
Без норки уютной и страшно и зябко.
Но невод сжимаю, безбашный имея вид,
Что краб твой клешнёю, своею лапкой.
Ведь я травоядный, какой из меня рыбак?
Зачем ставил невод, зачем я прельстился ловом?
В сердце смятенье, и в мыслях такой кавардак –
Не прокричать и не высказать словом.
Пусть же поёт меня миру каждый пиит,
Чтоб боль сделать былью, а быль обернуть былиной.
Вглядись, как по чистому полю скользит
Тень от ушей, как от крыльев орлиных.
Словно пятна на белой рубахе,
проступали похмельные страхи,
да поглядывал косо таксист.
И химичил чего-то такое,
и почёсывал ухо тугое,
и себе говорил я «окстись».
Ты славянскими бреднями бредишь,
ты домой непременно доедешь,
он не призрак, не смерти, никто.
Молчаливый работник приварка,
он по жизни из пятого парка,
обыватель, водитель авто.
Заклиная мятущийся разум,
зарекался я тополем, вязом,
овощным, продуктовым, — трясло, —
ослепительным небом на вырост.
Бог не фраер, не выдаст, не выдаст.
И какое сегодня число?
Ничего-то три дня не узнает,
на четвёртый в слезах опознает,
ну а юная мисс между тем,
проезжая по острову в кэбе,
заприметит явление в небе:
кто-то в шашечках весь пролетел.
2
Усыпала платформу лузгой,
удушала духами «Кармен»,
на один вдохновляла другой
с перекрёстною рифмой катрен.
Я боюсь, она скажет в конце:
своего ты стыдился лица,
как писал — изменялся в лице.
Так меняется у мертвеца.
То во образе дивного сна
Амстердам, и Стокгольм, и Брюссель
то бессонница, Танька одна,
лесопарковой зоны газель.
Шутки ради носила манок,
поцелуй — говорила — сюда.
В коридоре бесился щенок,
но гулять не спешили с утра.
Да и дружба была хороша,
то не спички гремят в коробке —
то шуршит в коробке анаша
камышом на волшебной реке.
Удалось. И не надо му-му.
Сдачи тоже не надо. Сбылось.
Непостижное, в общем, уму.
Пролетевшее, в общем, насквозь.
3
Говори, не тушуйся, о главном:
о бретельке на тонком плече,
поведенье замка своенравном,
заточённом под коврик ключе.
Дверь откроется — и на паркете,
растекаясь, рябит светотень,
на жестянке, на стоптанной кеде.
Лень прибраться и выбросить лень.
Ты не знала, как это по-русски.
На коленях держала словарь.
Чай вприкуску. На этой «прикуске»
осторожно, язык не сломай.
Воспалённые взгляды туземца.
Танцы-шманцы, бретелька, плечо.
Но не надо до самого сердца.
Осторожно, не поздно ещё.
Будьте бдительны, юная леди.
Образумься, дитя пустырей.
На рассказ о счастливом билете
есть у Бога рассказ постарей.
Но, обнявшись над невским гранитом,
эти двое стоят дотемна.
И матрёшка с пятном знаменитым
на Арбате приобретена.
4
«Интурист», телеграф, жилой
дом по левую — Боже мой —
руку. Лестничный марш, ступень
за ступенью... Куда теперь?
Что нам лестничный марш поёт?
То, что лестничный всё пролёт.
Это можно истолковать
в смысле «стоит ли тосковать?».
И ещё. У Никитских врат
сто на брата — и чёрт не брат,
под охраною всех властей
странный дом из одних гостей.
Здесь проездом томился Блок,
а на память — хоть шерсти клок.
Заключим его в медальон,
до отбитых краёв дольём.
Боже правый, своим перстом
эти крыши пометь крестом,
аки крыши госпиталей.
В день назначенный пожалей.
5
Через сиваш моей памяти, через
кофе столовский и чай бочковой,
через по кругу запущенный херес
в дебрях черёмухи у кольцевой,
«Баней» Толстого разбуженный эрос,
выбор профессии, путь роковой.
Тех ещё виршей первейшую читку,
страшный народ — борода к бороде,
слух напрягающий. Небо с овчинку,
сомнамбулический ход по воде.
Через погост раскусивших начинку.
Далее, как говорится, везде.
Знаешь, пока все носились со мною,
мне предносилось виденье твоё.
Вот я на вороте пятна замою,
переменю торопливо бельё.
Радуйся — ангел стоит за спиною!
Но почему опершись на копьё?
1991
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
