Если ты не хочешь, чтобы тебя забыли, как только ты умрешь и сгниешь, пиши достойные книги или совершай поступки, достойные того, чтобы о них писали в книгах
Утро какого-то дня
Числа без конца и начала
Так и пройдет сквозь меня,
Будто не существовало.
Я не спрошу все равно
Номер его календарный.
Глупо ввалилось в окно
И растворилось бездарно.
Может, меня уже нет,
Плавает сизая дымка.
Некто лежит как предмет
В красных английских ботинках.
Только колечки летят
В лапы серому вечеру.
Автор считал поросят
Вместо мещанских овечек.
Пейзаж с луной
Я чаще видела луну,
Чем солнце в небесах.
Когда я с нею утону,
Никто не скажет «ах».
Над морем черным проплывет
Тогда она одна,
И мой привет ее найдет,
Поднявшийся со дна.
Ей не хватало лишь его
До круглой полноты.
И мне приятней оттого
Под саваном воды,
Что равнодушнее цветка
Сияла надо мной,
Что ангелы ее ЧК
Проплыли стороной.
Станция
Наверно, это было бы смешно,
Но вечность или что-то в этом роде
Дыханье задержала, как в кино,
И не ушла, как все они уходят.
Вернее так, оставила себе
На память силуэтов наложенье,
Едва не воплощенное в судьбе,
Как на двоих одно местоименье.
Оно там затерялось навсегда,
Где время нас бросает по привычке.
Ни «нет» не прозвучавшее, ни «да»
Еще не смыло гулом электрички.
Тем более все в прошлом может быть,
Или не быть на станции – не помню
Названия, величие судьбы –
Не ставить дат в историях любовных.
Циклоп
*
Дворовый лай, гусиный крик,
Коровы жалоба… Какого
Ты к этому всему приник
Как к человеческому крову?
Бодливый разум не нашел
Закона в мире и опоры.
Жевал словесный стиморол
И выдыхался под забором.
Надежность каменную стен
Несуществующего дома
Ни осквернение, ни тлен
Не тронут участью Содома.
Укройся в лихорадке лоб
И сердце в пламени безлюдном.
За облаком ослеп циклоп,
Пройдя в молчанье обоюдном
Над призраком нагой земли.
Что думал Он, качая вечность?
Мы все, наверное, спаслись
Во сне его, слепом и млечном.
О бремя множества миров!
А ты тут со своей коровой…
Давай, Муму, не тратить слов.
Как говорил поэт лугов,
Нам в жизни умирать не ново,
Как проклинать своих богов.
*
Вино пролилось или кровь,
Ну, в общем, красное на белом.
Как ты над ней ни филантропь,
Любовь совсем другое дело.
Кто говорил, что это Бог,
Польстил изрядно человеку.
И Вечный слушал, сколько мог,
И падал замертво от смеха.
*
Звучала музыка без слов,
То был язык нечеловечий.
И мы вставали из гробов
И расправляли гордо плечи.
Как будто возвращались в строй
И возвращали веру жизни,
Служили родине одной
И были званными в Отчизне.
Кот
Облака завился бублик.
Кот свернулся калачом.
Ни монархий, ни республик,
Ни чего-нибудь еще.
Колья, плахи, гильотины –
То есть все это придет
И осыплется с картины,
На которой главный кот.
Где, закрученный в колечко,
Каждый водит хоровод.
Наглый кот и бессердечный
Спит и ухом не ведет
На открытие такое,
Сохраняя навсегда
Выражение покоя
От ушей и до хвоста.
Большие корабли
Неторопливой жизнью облаков
Живут они, плывущие по свету
Большие корабли больших миров,
Случайно занесенные на этот.
Их капитан в подзорную трубу
Рассматривает странные созданья.
И взгляд его влияет на судьбу,
Не знаю как, но чувствую дыханье.
Там на одном из дальних берегов
Кому-то машут розовым платочком.
Еще немного белых облаков
И захлебнувшихся в бескрайнем море строчек…
Потом, потом – что значит «никогда»,
Хотя порою значит слишком много,
И мне махнет у берега рука,
И мне ответят вставшие из гроба
Гонцы всесильной юности моей,
Когда-то бороздившие вселенность,
Одним из всей армады кораблей,
Доплывшим до… к чертям пославшим бренность.
Немного виноградного вина
На океан созвездий и галактик.
Ну как, скажи, тут не дойти до дна,
Не утонуть в ладонях bună noapte…
Спокойной ночи, черствая луна
Из самого воздушного бисквита.
Еще немного музыки и сна
Для одного бездомного пиита.
Жизнь в обратном направленье
*
Жизнь в обратном направленье
От прощания к началу.
То, что вечно ускользало
За углом, бросая тени
На историю событий,
Вдруг окажется судьбою.
Память, с прошлым не встречаясь,
Возвращая, возвращаясь,
Шла всегда перед тобою,
Усмехаясь, обещая
Возвращение домой.
Ухвати ее рукой –
Та же улица пустая.
Тень на улице пустой.
*
на рассвете
когда выветрился лунный хмель
я выбежала за теми кто танцевал со мной всю ночь
и нашла только росу на траве
*
в конце концов все свои реплики выучишь наизусть хоть здоровайся при встрече
как поживаете
я вас прекрасно помню
вы выглядите так же глупо как в прошлый раз но уже не настолько свежо
*
живу на два мира
оба ревнивы
*
великая простота маленькой жизни
такая прекрасная в памяти
нет с ней все в порядке она нашлась там же где была оставлена
мы неожиданно встретились
я ее разочаровала
*
если ты не придешь
для чего станет подниматься солнце по утрам
разбиваясь на тысячу осколков в комнате с тюлевыми шторами
неспособными ничего удержать
за окном носятся воробьи
такие же беспокойные как руки которые не знают куда себя деть
и натыкаются на стены пытаясь полететь навстречу
если ты не придешь они упадут на колени и остановятся как часы потратившие все время
сегодня забыли расцвести ирисы
после дождя вся дорога в улитках
у них нашлись важные дела на той стороне улицы
у парка улица поворачивает обратно
возвращаются даже они всегда успевающие к закату
если ты не придешь
здесь никогда не кончатся дожди
такие же долгие как припев одной старой английской песенки
ее помнит наизусть каждый колокольчик и спросонок начинает звенеть обознавшись
если ты не придешь
кто будет кормить этих белых птиц на пруду
крошками любви что могла уместиться в двух ладонях
чтобы не умереть от тоски они улетят оставив отражение луны на воде
когда она посмотрит вниз такая же вечная как любовь
Иаков сказал: Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня.
Бытие, 32, 26.
Всё снаружи готово. Раскрыта щель. Выкарабкивайся, балда!
Кислый запах алькова. Щелчок клещей, отсекающих навсегда.
Но в приветственном крике – тоска, тоска. Изначально – конец, конец.
Из тебе предназначенного соска насыщается брат-близнец.
Мой большой первородный косматый брат. Исполать тебе, дураку.
Человек – это тот, кто умеет врать. Мне дано. Я могу, могу.
Мы вдвоем, мы одни, мы одних кровей. Я люблю тебя. Ты мой враг.
Полведра чечевицы – и я первей. Всё, свободен. Гуляй, дурак.
Словно черный мешок голова слепца. Он сердит, не меня зовёт.
Невеликий грешок – обмануть отца, если ставка – Завет, Завет.
Я – другой. Привлечен. Поднялся с колен. К стариковской груди прижат.
Дело кончено. Проклят. Благословен. Что осталось? Бежать, бежать.
Крики дикой чужбины. Бездонный зной. Крики чаек, скота, шпанья.
Крики самки, кончающей подо мной. Крики первенца – кровь моя.
Ненавидеть жену. Презирать нагой. Подминать на чужом одре.
В это время мечтать о другой, другой: о прекрасной сестре, сестре.
Добиваться сестрицы. Семь лет – рабом их отца. Быть рабом раба.
Загородки. Границы. Об стенку лбом. Жизнь – проигранная борьба.
Я хочу. Я хочу. Насейчас. Навек. До утра. До последних дат.
Я сильнее желания. Человек – это тот, кто умеет ждать.
До родимого дома семь дней пути. Возвращаюсь – почти сдаюсь.
Брат, охотник, кулема, прости, прости. Не сердись, я боюсь, боюсь.
...Эта пыль золотая косых песков, эта стая сухих пустот –
этот сон. Никогда я не видел снов. Человек? Человек – суть тот,
кто срывает резьбу заводных орбит, дабы вольной звездой бродить.
Человек – это тот, кто умеет бить. Слышишь, Боже? Умеет бить.
Равнозначные роли живых картин – кто по краю, кто посреди?
Это ты в моей воле, мой Господин. Победи – или отойди.
Привкус легкой победы. Дела, дела. Эко хлебово заварил.
Для семьи, для народа земля мала. Здесь зовут меня - Израиль.
Я – народ. Я – семья. Я один, как гриб. Загляни в себя: это я.
Человек? Человек – он тогда погиб. Сыновья растут, сыновья.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
