Моя добрая Пегги была проста как текила,
Если видела пастора, всегда ему говорила:
- Я чиста и невинна, мистер Квиллинг.
- О как это мило, вот тебе шиллинг.
И она, заливаясь румянцем, мне шептала украдкой:
- Проводи меня в лес, там я сяду рогаткой,
Раскину ноги под деревом, помолившись Богу,
А ты прячься в кустах, жди единорога.
Ты же знаешь, единороги народ любопытный,
Чуя девственницу сразу к ней бросают копыта,
Перепрыгивают моря и горы, не говоря гоп,
Мчатся, скрыты травой высокой, виден лишь рог-перископ -
Тут уж ты не теряйся и хватай его за фаркоп.
Мы долго шли по тропинке, туда где корявая пихта,
Там Пегги села рогаткой и дальше вела себя тихо.
Я был терзаем сомнением, но вдруг пришло озарение:
А вдруг он использует рог не совсем по предназначению?
Знаем мы этих коней на девственниц падких...
И я подошёл к Пегги близко, сказал что душе моей гадко.
Но Пегги не отвечала, зачем-то смотрела в небо,
Стонала, как будто больно, дышала, как после бега -
Наверное захворала, как раз когда день иссяк.
Хотел было ей помочь, но что-то пошло не так...
А после сверчки, цикады визжали и ухал филин,
Лишь я и Пегги молчали, и звёздноё небо пили.
Я думал, что будут слёзы и буду я проклинаем,
Но Пегги лишь улыбалась: " Теперь уже не поймаем..."
Я посетил тебя, пленительная сень,
Не в дни веселые живительного Мая,
Когда, зелеными ветвями помавая,
Манишь ты путника в свою густую тень;
Когда ты веешь ароматом
Тобою бережно взлелеянных цветов:
Под очарованный твой кров
Замедлил я моим возвратом.
В осенней наготе стояли дерева
И неприветливо чернели;
Хрустела под ногой замерзлая трава,
И листья мертвые, волнуяся, шумели.
С прохладой резкою дышал
В лицо мне запах увяданья;
Но не весеннего убранства я искал,
А прошлых лет воспоминанья.
Душой задумчивый, медлительно я шел
С годов младенческих знакомыми тропами;
Художник опытный их некогда провел.
Увы, рука его изглажена годами!
Стези заглохшие, мечтаешь, пешеход
Случайно протоптал. Сошел я в дол заветный,
Дол, первых дум моих лелеятель приветный!
Пруда знакомого искал красивых вод,
Искал прыгучих вод мне памятной каскады:
Там, думал я, к душе моей
Толпою полетят виденья прежних дней...
Вотще! лишенные хранительной преграды,
Далече воды утекли,
Их ложе поросло травою,
Приют хозяйственный в нем улья обрели,
И легкая тропа исчезла предо мною.
Ни в чем знакомого мой взор не обретал!
Но вот, по-прежнему, лесистым косогором,
Дорожка смелая ведет меня... обвал
Вдруг поглотил ее... Я стал
И глубь нежданную измерил грустным взором.
С недоумением искал другой тропы.
Иду я: где беседка тлеет,
И в прахе перед ней лежат ее столпы,
Где остов мостика дряхлеет.
И ты, величественный грот,
Тяжело-каменный, постигнут разрушеньем
И угрожаешь уж паденьем,
Бывало, в летний зной прохлады полный свод!
Что ж? пусть минувшее минуло сном летучим!
Еще прекрасен ты, заглохший Элизей.
И обаянием могучим
Исполнен для души моей.
Тот не был мыслию, тот не был сердцем хладен,
Кто, безымянной неги жаден,
Их своенравный бег тропам сим указал,
Кто, преклоняя слух к таинственному шуму
Сих кленов, сих дубов, в душе своей питал
Ему сочувственную думу.
Давно кругом меня о нем умолкнул слух,
Прияла прах его далекая могила,
Мне память образа его не сохранила,
Но здесь еще живет его доступный дух;
Здесь, друг мечтанья и природы,
Я познаю его вполне:
Он вдохновением волнуется во мне,
Он славить мне велит леса, долины, воды;
Он убедительно пророчит мне страну,
Где я наследую несрочную весну,
Где разрушения следов я не примечу,
Где в сладостной сени невянущих дубров,
У нескудеющих ручьев,
Я тень священную мне встречу.
1834
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
