Париж. Акации цветут.
Всё утопает в белом цвете.
Снуют арабы там и тут.
Гуляют женщины и дети.
Наш эмигрант сидит в кафе,
«Шато Лафит» в ладони грея.
Небрит, помят. И подшофе
Шальною птицей мысли реют.
А думы те – про край берёз.
Про сплав и берег у обрыва.
И ностальжи берёт до слёз,
В парах купажного порыва.
И нежный колокольный звон
Ему мерещится далече.
Где храму древнему поклон,
И благовест тот будет вечен.
А после видится зима,
Лёд речки, клюшки и ворота.
В снегу родная сторона.
И гол победный – вот он, вот он!
Весною – чудный ногомяч,
Столь эфиопами прекрасный.
В буфете пьют купцы первач
И на трибунах безопасно...
***
Клекочет кречет, реет стриж,
Бредут в бистро капиталисты…
Ах, полный негою Париж!
В залив Бискайский провались ты!
И полно, всё!
Долой хандру!
Мадам Жужу, мы счёт просили!
Такси! Я рано поутру
Лечу домой.
Лечу в Россию!
Героини испанских преданий
Умирали, любя,
Без укоров, без слез, без рыданий.
Мы же детски боимся страданий
И умеем лишь плакать, любя.
Пышность замков, разгульность охоты,
Испытанья тюрьмы, -
Все нас манит, но спросят нас: "Кто ты?"
Мы согнать не сумеем дремоты
И сказать не сумеем, кто мы.
Мы все книги подряд, все напевы!
Потому на заре
Детский грех непонятен нам Евы.
Потому, как испанские девы,
Мы не гибнем, любя, на костре.
1918
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
