Я которую ночь без сна
В этом городе, спящем давно.
У меня есть большая луна,
Растворенное настежь окно,
Теплота остывающих крыш,
В увядающих клумбах сверчки…
И высоток бетонный камыш
И в нем форточек лязг и щелчки.
За одной есть сосед, что стучит
Чем-то в стол, продолжая пить.
Есть сто веских и разных причин,
Чтоб тебе в этот час не звонить.
Ты не ждешь. Ты сейчас, быть может,
Не одна. У меня сто начал,
Чтоб звонком себя вновь не тревожить,
Чтоб твой голос в ответ не звучал.
Мне с тобой говорить и не хочется.
Для тебя мне и слова жаль.
А взамен у меня одиночество
И грызущая душу печаль.
А взамен тишина, что кричит,
И бубнящая в спину луна –
У тебя сто причин не звонить
И причина всего одна
Для звонка. Для победы над страхом.
Для того, чтоб печалей шифр
Разгадать одним чокнутым махом
Из десятка заученных цифр.
Ты ведь то, чем ты душу лечишь.
Ты ведь тот, у чьих пал ты ног.
И бессонница эта легче,
Чем один беспричинный звонок,
Оттого, что не хочешь верить,
Что нет всяких причин, что она
Без тебя девяносто девять
Изоморфных ночей без сна.
Картина мира, милая уму: писатель сочиняет про Муму; шоферы колесят по всей земле со Сталиным на лобовом стекле; любимец телевиденья чабан кастрирует козла во весь экран; агукая, играючи, шутя, мать пестует щекастое дитя. Сдается мне, согражданам не лень усердствовать. В трудах проходит день, а к полночи созреет в аккурат мажорный гимн, как некий виноград.
Бог в помощь всем. Но мой физкультпривет писателю. Писатель (он поэт), несносных наблюдений виртуоз, сквозь окна видит бледный лес берез, вникая в смысл житейских передряг, причуд, коллизий. Вроде бы пустяк по имени хандра, и во врачах нет надобности, но и в мелочах видна утечка жизни. Невзначай он адрес свой забудет или чай на рукопись прольет, то вообще купает галстук бархатный в борще. Смех да и только. Выпал первый снег. На улице какой-то человек, срывая голос, битых два часа отчитывал нашкодившего пса.
Писатель принимается писать. Давно ль он умудрился променять объем на вакуум, проточный звук на паузу? Жизнь валится из рук безделкою, безделицею в щель, внезапно перейдя в разряд вещей еще душемутительных, уже музейных, как-то: баночка драже с истекшим сроком годности, альбом колониальных марок в голубом налете пыли, шелковый шнурок...
В романе Достоевского "Игрок" описан странный случай. Гувернер влюбился не на шутку, но позор безденежья преследует его. Добро бы лишь его, но существо небесное, предмет любви - и та наделала долгов. О, нищета! Спасая положенье, наш герой сперва, как Германн, вчуже за игрой в рулетку наблюдал, но вот и он выигрывает сдуру миллион. Итак, женитьба? - Дудки! Грозный пыл объемлет бедолагу. Он забыл про барышню, ему предрешено в испарине толкаться в казино. Лишения, долги, потом тюрьма. "Ужели я тогда сошел с ума?" - себя и опечаленных друзей резонно вопрошает Алексей Иванович. А на кого пенять?
Давно ль мы умудрились променять простосердечье, женскую любовь на эти пять похабных рифм: свекровь, кровь, бровь, морковь и вновь! И вновь поэт включает за полночь настольный свет, по комнате описывает круг. Тошнехонько и нужен верный друг. Таким была бы проза. Дай-то Бог. На весь поселок брешет кабыздох. Поэт глядит в холодное окно. Гармония, как это ни смешно, вот цель его, точнее, идеал. Что выиграл он, что он проиграл? Но это разве в картах и лото есть выигрыш и проигрыш. Ни то изящные материи, ни се. Скорее розыгрыш. И это все? Еще не все. Ценить свою беду, найти вверху любимую звезду, испарину труда стереть со лба и сообщить кому-то: "Не судьба".
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.