Прекрасней всех на свете Аделина,
Все кажется приятным в ней,
И стройный стан, и блеск очей,
Душой добра, и молода, невинна,
Средь майских дней она витала,
Она любви ждала, о юноше мечтала,
Не знала, кто полюбится вдруг ей.
В один из дней весенних, светлых,
Что маем называется в природе,
В туфлях и юбке безмятежных,
Девица шла дорогой к школе,
Цвела она из ярких, теплых дней,
Писатель юноша плененный будет ей.
И все случилось так негаданно, нежданно,
Адель жила не ведала о нем,
А он нечаянно и страстно,
В сердечных муках ей не скажет ни о чем,
Красавица влюбилась в тот же день,
А юноша плененный Аделиной,
Девицу звал невестою своей.
О, милая богиня, как полюбил тебя тогда,
Ты шла, летела по дороге в школу,
Что, наблюдая за тобою из окна,
Любовь вновь в сердце ожила,
Звезда-весна зажглась в ту пору.
Адела поживала очень мило,
И восхитительно, красиво,
Наряд любила одевать,
Легко поклонников менять,
Но диво с ней случилось,
Она внезапно полюбилась,
Андрею другу моему,
Он полюбил ее одну.
Знакомится, поэт решился,
Но только месяц или два,
Сумела наградить его судьба,
Июльским утром отличился,
Красавицу он смело отыскал,
Адель в районе каждый знал,
Узнав ее квартиры адресок,
Желал найти он к ней лазок,
Она слегка была удивленна,
Что юноша пришел сюда,
Ведь к ней не мог прийти так вдруг,
Любимый, ненаглядный друг,
Девица и свежа, и хороша,
Блондинка синеглазая спала,
Знакомство проходило очень мило,
Забавницу Аделу восхитило,
Его прекрасные стихи,
Кругом поклонники одни и дураки,
Она признала жизнь другую,
Волнующую, страстную, иную,
Узнала звать его Андрей,
И что на свете всех смелей,
Он стал сейчас и полюбил ее,
Желая только счастья одного,
Не знала, как ему признаться,
Ведь скоро им судьба расстаться,
На много, много долгих дней,
Чтоб подружился он со сверстницей своей,
Но перед тем как распрощаться,
Оставила свой телефон,
Возможно, пригодится он,
Когда судьба сведет встречаться.
Был счастлив наш писатель и поэт,
Ему желанен, стал весь белый свет,
И рассказать хотел он о любви своей,
Мечтателю и другу из друзей,
Придя ко мне как к другу своему,
Всю изложил историю свою,
Я выслушал и понял все тогда,
Что ждет его нелегкая судьба,
Прекрасно зная этих дам,
Красавицам не видан срам,
Она дала ему понять,
Как счастье нелегко завоевать,
А жизнь печальная судьба,
Когда фантазия-мечта,
Реальностью не станет никогда.
Недолго горевал тогда Андрей,
Стараясь позабыть о ней,
Он ждал, искал ее всегда,
Ведь телефон она не брала никогда,
И в чем причина сладкой муки?
Здесь непонятна цель разлуки.
О, муза так блаженна ты,
Собою, озаряя вечерние закаты,
Как эти заунывные трактаты,
Писатель даришь людям ты.
Писателя Адела полюбила,
Но пожелала только одного,
Чтоб деньги появились у поэта,
Купюры не водились у него,
И скоро охладела та фемида,
Которою любимая слыла,
Жила она сейчас как Афродита,
Беспечная тщеславная краса.
Но что, же изменилось с нею,
В те знойные и летние деньки,
Адель нашла любовь в постели,
Поэт ей глупо посвящал стихи,
Узнав предательство, коварство,
Андрей совсем повесил нос,
Решил чинить самоуправство,
Среди спиртных тяжелых доз.
Последней ночью сентября,
Адель пришла тайком сама,
Ключом, открыв писательскую дверь,
Любя кралась к нему в постель,
Адель невестою считалась,
И точно верь или не верь,
Невинная легла к нему в постель,
Уже желая только одного,
Любовной мукой отучить его,
Тут приключение случилось,
Адель любила и возилась,
Умела делать она все,
И в этом нет секрета у нее,
А в окна солнечное утро октября,
Любимая не выдала себя.
Стоял октябрь месяц летний,
Прекрасная пора теперь настала,
А ветерок дурманил голову весенний,
И муза обнаженная лежала,
Недолго длилось страстное мучение,
Оно как мимолетное видение,
Явилась и исчезла навсегда,
Красавица Адела такова,
Тайком пришла осенней ночью снова,
И стала так желанна и проста,
Окутана туманом пелена,
Но чистая невинная краса,
Любить ласкать поэта вновь готова,
И опустилась в омут страсти,
Забыв про все свои напасти,
Тебе подруга светлых дней,
Любимая поэму посвящаю,
Чтоб ты смогла забыть о ней,
Историю из дневников Вам возвращаю,
Я друга и поэта знал,
Он так любил тебя безумно,
И мне казалось так неумно,
Все- то о чем он так страдал.
Решил с девчонками его я познакомить,
И окончательно судьбу его расстроить,
Представил их Андрею моему,
Красотки глянулись ему,
Анюта посмотрела на него,
А комнату разглядывать не стала,
Как-будто что-то уже знала,
Недумая другого ничего,
Молоденькая юная краса,
Красивая Анюта все стеснялась,
Она мне нравилась сама,
И сидя на диване улыбалась,
А Милочка Андреем занялась,
Она сегодня явно не терялась,
Узнать писателя-поэта так хотелось,
Любить его ей не терпелось,
Ведь Мила милочка была,
Узорные чулки она одела,
И пристально в глаза его смотрела,
Поэт смотрел в ее глаза,
Она приемы обольщения знала,
Сама прекрасно понимала,
Пусть тон любви не будет строгий,
И нужно показать ей ноги.
О технике стихосложения говорить не буду, никто не ждет от нас, скромных любителей, что мы будем писать, как Пушкин или Фет. Но над смыслом я бы поработал. К туфлям, юбке и прочим предметам одежды и обуви эпитет "безмятежные" мало подходит. Одежда может быть яркой или скромной, строгой или соблазнительной, но ни мятежной, ни безмятежной ее обычно не называют. Фемида - это, вообще-то, богиня правосудия. Если девушка не судья или не работница соответствующих органов, то это слово к ней не подходит. Наверное имеется в виду фемина (женщина на латыни).
"Стоял октябрь месяц летний" - эта строка вообще убила. Наверное, имеется в виду, что октябрь был теплый, но фраза выглядит так, что ее можно поместить в сборник ляпов в юмористическом журнал.
Давно уже написано было, кажется что прошла целая вечность, тогда я даже не думал об этом, само как то писалось, бывает начнешь и пошло и пошло, не остановиться.
Давно уже написано было, кажется что прошла целая вечность, тогда я даже не думал об этом, само как то писалось, бывает начнешь и пошло и пошло, не остановиться.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
За Москва-рекой в полуподвале
Жил высокого роста блондин.
Мы б его помянули едва ли,
Кабы только не случай один.
Он вставал удивительно поздно.
Кое-как расставался со сном.
Батарея хрипела гриппозно.
Белый день грохотал за окном.
Выпив чашку холодного чаю,
Съев арахиса полную горсть,
Он повязывал шарф, напевая,
Брал с крюка стариковскую трость.
Был он молод. С лохматой собакой
Выходил в переулки Москвы.
Каждый вправе героя гулякой
Окрестить. Так и было, увы.
Раз, когда он осеннею ночью
Интересную книгу читал,
Некто белый, незримый воочью,
Знак смятенья над ним начертал.
С той поры временами гуляка
Различал под бесплотным перстом
По веленью незримого знака
Два-три звука в порядке простом.
Две-три ноты, но сколько свободы!
Как кружилась его голова!
А погода сменяла погоду,
Снег ложился, вставала трава.
Белый день грохотал неустанно,
Заставая его в неглиже.
Наш герой различал фортепьяно
На высоком одном этаже.
И бедняга в догадках терялся:
Кто проклятье его разгадал?
А мотив между тем повторялся,
Кто-то сверху ночами играл.
Он дознался. Под кровлей покатой
Жили врозь от людей вдалеке
Злой старик с шевелюрой косматой,
Рядом - девушка в сером платке.
Он внушил себе (разве представишь?
И откуда надежды взялись?),
Что напевы медлительных клавиш
Под руками ее родились.
В день веселой женитьбы героя
От души веселился народ.
Ели первое, ели второе,
А на третье сварили компот.
Славный праздник слегка омрачался,
Хотя "Горько" летело окрест, -
Злой старик в одночасье скончался,
И гудел похоронный оркестр.
Геликоны, литавры, тромбоны.
Спал герой, захмелев за столом.
Вновь литавры, опять геликоны -
Две-три ноты в порядке простом.
Вот он спит. По январскому полю
На громадном летит скакуне.
Видит маленький город, дотоле
Он такого не видел во сне.
Видит ратушу, круг циферблата,
Трех овчарок в глубоком снегу.
И к нему подбегают ребята
Взапуски, хохоча на бегу.
Сзади псы, утопая в кюветах,
Притащили дары для него:
Три письма в разноцветных конвертах -
Вот вам слезы с лица моего!
А под небом заснеженных кровель,
Привнося глубину в эту высь,
С циферблатом на ратуше вровень
Две-три птицы цепочкой.
Проснись!
Он проснулся. Открытая книга.
Ночь осенняя. Сырость с небес.
В полутемной каморке - ни сдвига.
Слышно только от мига до мига:
Ре-ре-соль-ре-соль-ре-до-диез.
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.