От подошв и камней отстают параллели, как пух.
Марганцовочный мох, на котором пять точек – от шага…
Светлячок, отслоившись от камня, вне кадра потух,
но в зрачках потихоньку зачем-то пытается шамкать.
Не вспугни его словом! – как воздух – с плеча сарафан,
как колени колонии – пластик, зажатый в коленях…
Южносочные звёзды, задумчивой тьмы острова,
нарисуют сквозь пот на щеках светлячковую пену.
Прогореть, промерцать! – то – чешуйкой в велюре волны,
то – укусом в морщинистых выемках царственной тверди…
…Мы шершаво молчим друг о друга, как те валуны,
летаргически спящие в лоне песочных конвертов
боспорийского индекса – генные письма без слов,
что в широтах посеверней в костную пыль отгорели…
В наших смуглых телах ветер гонит венозную соль
по индиговым руслам, по тонким земным параллелям,
от которых отстали когда-то безумно давно,
забежав в безнадёжно перфектный перцовый футурум…
Это – пик, это – центр, это – пульс, это – высшее дно
для двух мяс безъязыких, для двух зарифмованных шкурок.
Нас за шкирку, как щупленьких кошек, берёт Митридат,
затыкая два рта сургучом из небесной кисеи.
И мой голос, пробитый стрелой из чужих скифиад,
распрозраченным адом по травам плывёт в скифиссею…
На земле пустая лебеда,
Горизонт раздвоенный приподнят.
Умираешь – тоже не беда,
Под землею известь и вода
Вещество до края переполнят.
Краток век собачий или птичий,
Повсеместно смерть вошла в обычай.
Тех, что в детстве пели надо мной,
На ветвях не видно ни одной.
Кошки нашей юности заветной
Выбыли из жизни незаметной,
Каждая в могилке ледяной.
Больше Горького и Короленки,
Отошедших в землю подо мной,
Для меня значенье канарейки,
Лошади порядок потайной.
Даже дети, целясь из рогатки,
Не дадут нам смысла и разгадки,
Потому что известь и вода
Не заменят птицы никогда.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
