О, эта боль терзаний и сомнений,
Прибой морской от строгих ударений,
Стиха корвет причаливший у скал,
Облизанный и пафосный оскал
Сюжета - кальки глупой киноленты.
И юность, взятая у жизни под проценты,
В ней одноклассницы в подъезде поцелуй...
Эх, время, время… Этим не балуй!
Тащи меня упёртого за шкирку,
Укравшего не бублик даже – дырку,
Помедленней, ведь яма впереди,
Уснувшего так сладко на груди
У родины, которая нам мать,
Не смевшего их никому читать
Ни брату, ни девицам, ни друзьям,
Служа стихам покорно, как князьям,
Корявеньким, с копеечной тетрадки,
Написанным как будто в лихорадке…
Меня любила врач-нарколог,
Звала к отбою в кабинет.
И фельдшер, синий от наколок,
Во всем держал со мной совет.
Я был работником таланта
С простой гитарой на ремне.
Моя девятая палата
Души не чаяла во мне.
Хоть был я вовсе не политик,
Меня считали головой
И прогрессивный паралитик,
И параноик бытовой.
И самый дохлый кататоник
Вставал по слову моему,
Когда, присев на подоконник,
Я заводил про Колыму.
Мне странный свет оттуда льется:
Февральский снег на языке,
Провал московского колодца,
Халат, и двери на замке.
Студенты, дворники, крестьяне,
Ребята нашего двора
Приказывали: "Пой, Бояне!" –
И я старался на ура.
Мне сестры спирта наливали
И целовали без стыда.
Моих соседей обмывали
И увозили навсегда.
А звезды осени неблизкой
Летели с облачных подвод
Над той больницею люблинской,
Где я лечился целый год.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
