Поэтическое восприятие жизни, всего окружающего нас — величайший дар, доставшийся нам от поры детства. Если человек не растеряет этот дар на протяжении долгих трезвых лет, то он поэт или писатель
Лакшми не безобразина,
Просто живёт во Фрязино -
В городе, где балясины
И водят купать коня.
Работает мерчендрайзеом,
Читает ночами Драйзера,
А утром палёным "Кайзером"
Спаивает меня.
Не часто, только по пятницам,
Мы по аллеям прокатимся,
И на маникюр потратимся -
Ведь рук больше шести.
Когда же умчит поезд нас,
Скажу про ног её стройность -
И кайзеровое пойло
Заменит нам «вы» на «ты».
С ногами у Лакшми ладушки
И я ей шепну про лодыжки
Про икроножные мышцы,
Сексуальный изгиб стоп.
В ответ будет взгляд ласковый -
Поскольку читает классику,
Вкус у неё внекастовый -
И я попаду в топ.
Сойдём мы на дальней станции -
С песней, с индийскими танцами,
Пусть поезд без нас катится -
Лети, паровоз, лети!
С красивыми па и позами
Мы спустимся вниз, к озеру,
С кувшинками и розами,
И Лакшми начнёт грести.
Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, -
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная -
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.
Это было над Камой крылатою,
сине-черною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.
Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.
Я родился - доселе не верится -
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.
Свалка памяти: разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное - это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда -
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. "Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся".
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
