Посвящается всем заброшенным
детским оздоровительным лагерям
Все те же сосны... Им бы паруса -
Эх, были б лучшие суда на свете!
А в безоконных сирых корпусах
Насквозь лесной гуляет гулко ветер.
И гул его напоминает крики чаек,
Что бьются по заброшенным углам.
Я чувствую - ну как же ты скучаешь
По детским счастливым беспечным голосам!
Скучаешь много лет. Заброшенный, забытый,
Ты ни один тот голос не предал.
И корпуса твои плющом покрыты.
И плющ тот, как в безмолвие провал.
И то безмолвие, как для крыла экзема.
И как крыло, хлопочет дверь кривая.
Настало, друг, такое, видишь, время,
Когда хорошее средь сосен умирает.
Когда большое в тишине берёз
Ветшает на малёхенькие части.
И есть беда из детских тихих слез.
И есть из детских слез святое счастье.
Не выбор наш, чему сегодня быть.
Но где сейчас твои смешные дети?
Ах, эти сосны! Им уже не плыть
Быстрейшими судами на всём свете!
Смотрите, смен бесчисленных друзья -
Далёкий год в дверях разбитых замер.
Как жаль, что нам уйти нельзя
Туда обратно под худыми парусами...
В Белоруссии после Чернобыля в Гомельской области позакрывали пионерские лагеря. Радиационный фон был превышен. Своего рода зона получилась. Сейчас можно было кино снимать. Возможно, все сейчас переустроили ).
Можно было кино снимать. А сейчас, наверное, переустроили все. Ностальгические стихи.
У нас просто так много позакрывалось (хотя, конечно же, не просто так, у всего есть причина).
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
За то, что я руки твои не сумел удержать,
За то, что я предал соленые нежные губы,
Я должен рассвета в дремучем акрополе ждать.
Как я ненавижу пахучие древние срубы!
Ахейские мужи во тьме снаряжают коня,
Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко;
Никак не уляжется крови сухая возня,
И нет для тебя ни названья, ни звука, ни слепка.
Как мог я подумать, что ты возвратишься, как смел?
Зачем преждевременно я от тебя оторвался?
Еще не рассеялся мрак и петух не пропел,
Еще в древесину горячий топор не врезался.
Прозрачной слезой на стенах проступила смола,
И чувствует город свои деревянные ребра,
Но хлынула к лестницам кровь и на приступ пошла,
И трижды приснился мужам соблазнительный образ.
Где милая Троя? Где царский, где девичий дом?
Он будет разрушен, высокий Приамов скворешник.
И падают стрелы сухим деревянным дождем,
И стрелы другие растут на земле, как орешник.
Последней звезды безболезненно гаснет укол,
И серою ласточкой утро в окно постучится,
И медленный день, как в соломе проснувшийся вол,
На стогнах, шершавых от долгого сна, шевелится.
Ноябрь 1920
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.