И сигарета тлеет. И все тленны
В каком-то плане.
В какой-то мере.
Вагоны, как вокзальные гиены
В сыром тумане,
В сырой метели.
От них под баобабы не сбежать.
А так не хочется сегодня уезжать.
Объявлена посадка. И все сядут
У темных окон,
У белых шторок.
А снег устроит мокрую засаду,
И темный кокон,
И темный морок.
И провожающий спешит уже уйти,
А отъезжающий одеться для пути.
Зашелестят и тапочки, и сумки,
Немые полки
Будя средь ночи.
Как по какой-то дьявольской задумке
Шуршат футболки,
Шуршат сорочки.
А на перроне, где промокла хмарь,
Потушится окурок о ноябрь.
И сколько поезду по своему пути
Еще тащиться,
Еще лететь...
Но кто-то там в метель не смог уйти.
А кто-то злится
И все сидеть
Продолжит до рассвета у окна,
Не замечая ни попутчиков, ни сна.
И тлеет тихо полночь. И всё тленно
В сыром тумане,
В сырой метели.
Лишь у любви, погасшей убиенно,
Есть свои сроки,
Есть свои меры.
Наверное, до пачки, что пуста.
Наверное, всего лишь до утра.
Когда я утром просыпаюсь,
я жизни заново учусь.
Друзья, как сложно выпить чаю.
Друзья мои, какую грусть
рождает сумрачное утро,
давно знакомый голосок,
газеты, стол, окошко, люстра.
«Не говори со мной, дружок».
Как тень слоняюсь по квартире,
гляжу в окно или курю.
Нет никого печальней в мире —
я это точно говорю.
И вот, друзья мои, я плачу,
шепчу, целуясь с пустотой:
«Для этой жизни предназначен
не я, но кто-нибудь иной —
он сильный, стройный, он, красивый,
живёт, живёт себе, как бог.
А боги всё ему простили
за то, что глуп и светлоок».
А я со скукой, с отвращеньем
мешаю в строчках боль и бред.
И нет на свете сожаленья,
и состраданья в мире нет.
1995, декабрь
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
