Она была приглашена туда нарочно,
для рейтинга, для мебели, для понта,
И лишь порою возводила очи,
и подавала что-то вроде стона,
чтобы подчеркивать заботу и волнение,
изображаемое личиком картинно,
когда накал пустопорожних прений
казался ей, по-видимому, сильным.
А двое что-то всё твердили об Отчизне,
втирая зрителям, как истые авгуры,
прогнозы скорой и успешной жизни,
под управлением мягкой диктатуры.
И так вальяжны они были, так красивы,
И так играли, просто лезли вон из кожи,
как будто бы действительно просили
прислушаться к тому, что их тревожит.
Я понимала лживость поз и хитрость речи,
но будто морок исходил от этих гадов.
Я поддавалась, зная, что калечат,
но не могла не слушать их и взгляда
отворотить от непотребного экрана -
в тупом бессилии, в припадке декадентства -
дивясь, как безобразен милый ангел,
как мерзость притворялась совершенством.
--------------------------------
Они блюют, блюдя поочерёдность.
Блевотина течёт:
из под усов одних,
из тонких губ - других,
из жирных красных- третьих.
Порой струёй, порой толчками,
Они cубстанцию гнилую извергают из черного нутра.
Процессом управляет сам лысый, гадкий чёрт:
косят глазёнки на лукавой морде,
поблёвывает коротко, азартно, в пример другим.
Те за пюпитрами стоят, блевотина с пюпитров
стекает на пол постепенно,
ползёт на зрителей,
вонь заполняет зал.
Невыносимо, казалось бы, но зрители привыкли,
им даже нравится, порой,
когда особенно вонючий
фонтан из чьей-то пасти бьёт,
они, как дети хлопают в ладоши.
Тьфу, пропадите пропадом, паскуды.
Я выключаю звук, иду к окну,
я задыхаюсь,
распахиваю створку настежь,
и с улицы вливается в квартиру все та же вонь,
блевотная.
Повсюду! Они повсюду!
Они загадили своей блевотой
прекрасный город мой, страну, полмира.
Подохните!
В аду горите, суки!
---------------------
Притворство - всё. И прежние - с живыми
весёлыми разумными глазами -
подобны мертвецам теперь. Такими
они теперь являются пред нами;
изображают как бы говорящих,
мол, всё в порядке, в полном, не волнуйтесь,
мы здесь ещё, мы не сыграли в ящик,
живые мы, пощупайте нас, ну-те-с!
Мы трогаем.. истерзанной душою
проводим по корням как будто чистым,
и видим: черной гнилостной паршою
покрыты стебли и цветы, и листья.
Они больны. Подобно бедным зомби
ведомы злой насильнической волей,
и думают, что любят их и помнят,
но это им лишь кажется, не более.
Им кажется: по-прежнему красивы
они внимают голосам чудесным,
которые вновь придают им силы,
и лечат их небесной детской песней.
Но так больных обманывает чувство.
Не в студии, на дне помойной ямы
теперь они. И бросили их в мусор
или шагнули добровольно сами.
На четверых нетронутое мыло,
Семейный день в разорванном кругу.
Нас не было. А если что и было –
Четыре грустных тени на снегу.
Там нож упал – и в землю не вонзится.
Там зеркало, в котором отразиться
Всем напряженьем кожи не смогу.
Прильну зрачком к трубе тридцатикратной –
У зрения отторгнуты права.
Где близкие мои? Где дом, где брат мой
И город мой? Где ветер и трава?
Стропила дней подрублены отъездом.
Безумный плотник в воздухе отвесном
Огромные расправил рукава.
Кто в смертный путь мне выгладил сорочку
И проводил медлительным двором?
Нас не было. Мы жили в одиночку.
Не до любви нам было вчетвером.
Ах, зеркало под суриком свекольным,
Безумный плотник с ножиком стекольным,
С рулеткой, с ватерпасом, с топором.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
