По кровинкам брусничным, жизнь не зная свою,
Ты грустишь так привычно в одиноком раю.
Вольной птицей взметнётся лишь один только взгляд,
И как в бездну колодца дни твои улетят.
Прикоснусь и растаю над тобой не дыша,
Неподвластная раю твоего шалаша.
В креп вечерний одета, в переливе теней
Я приду к тебе летом, сердцу летом больней.
Обовьюсь повиликой, долгой памятью кос,
Постоянной, двуликой, не шутя, не всерьёз.
На горячей ладони сладкий миг поднесу,
И навеки утонешь в моём диком лесу.
И уже не отпустит синим утром душа
Упоительной грусти твоего шалаша.
Осень. Оголенность тополей
раздвигает коридор аллей
в нашем не-именьи. Ставни бьются
друг о друга. Туч невпроворот,
солнце забуксует. У ворот
лужа, как расколотое блюдце.
Спинка стула, платьица без плеч.
Ни тебя в них больше не облечь,
ни сестер, раздавшихся за лето.
Пальцы со следами до-ре-ми.
В бельэтаже хлопают дверьми,
будто бы палят из пистолета.
И моя над бронзовым узлом
пятерня, как посуху - веслом.
"Запираем" - кличут - "Запираем!"
Не рыдай, что будущего нет.
Это - тоже в перечне примет
места, именуемого Раем.
Запрягай же, жизнь моя сестра,
в бричку яблонь серую. Пора!
По проселкам, перелескам, гатям,
за семь верст некрашеных и вод,
к станции, туда, где небосвод
заколочен досками, покатим.
Ну, пошел же! Шляпу придержи
да под хвост не опускай вожжи.
Эх, целуйся, сталкивайся лбами!
То не в церковь белую к венцу -
прямо к света нашего концу,
точно в рощу вместе за грибами.
октябрь 1969, Коктебель
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.