Вот и солнце уже завершает свой радужный круг.
Золотые его отголоски, как быстрые спицы.
А с моих, перепачканных соком малиновым рук,
Неохотно взлетает в вечернее небо синица.
Ты лети, моя птичка, и сердце моё забери.
Унеси за леса и разлей по оврагам туманом.
А когда зимне-алым рассветом вскипят снегири,
Зарубцуются, может, под снегом сердечные раны.
Я не плачу уже, но улыбка даётся с трудом.
Я не вижу, куда в суете растворяются люди.
Только вкус переспелой малины напомнит мне дом,
Тот, которого не было в жизни и после не будет.
Только выльются соком за край горизонта года
Чаши вечной судьбы на безвременья дно ледяное.
И быть может, тогда… нет, конечно же, точно – тогда
Краем глаза смогу заглянуть я в окошко родное.
Когда погребают эпоху,
Надгробный псалом не звучит,
Крапиве, чертополоху
Украсить ее предстоит.
И только могильщики лихо
Работают. Дело не ждет!
И тихо, так, господи, тихо,
Что слышно, как время идет.
А после она выплывает,
Как труп на весенней реке, —
Но матери сын не узнает,
И внук отвернется в тоске.
И клонятся головы ниже,
Как маятник, ходит луна.
Так вот — над погибшим Парижем
Такая теперь тишина.
5 августа 1940,
Шереметевский Дом
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.