Растаможен у праматерящих меня щекавиц –
холмовидных перчаток, в помоле печеровых храмов,
бледным оводом Геры над Ио – над ua – завис
и застыл мотыльком в междупольско-рассеящей раме.
Мой хребет изогнулся, как дремлющий южный Медведь,
как перила до Замковой, в ржавчине пальцевых меток…
И на коже медовой растёт загорелая медь –
медь травы, выжигаемой солнцем, до юга раздетым.
Я завис между памятью в море герой-кораблей,
между вздыбленных камушков в гнили босфорских растений,
меж орлов, по которым вещает седой Коктебель
про сердца сердоликов, купальщиц, купальщиков тени,
между звёзд путеводных варяжеско-грековых, но
доводящих скорее к варягам, а чаще – до ручки,
меж земель, где, не старясь, древнеет тихонько вино,
между волн, повторяющих нефтью – сквозь зубы – «заручник!»
Ген заручника Пра, ген молчащих лимановых уст,
безлимонных садов, сиротливой очаенной гальки…
Его всё ещё режут ординцы, как спелый арбуз,
но всё время спасают степные гадюки-весталки –
натыкаясь на них то в чужих каменицах, то в
щекавичных «аллейках», шелковичных, фиговых свитках
приневольничьей почвы, молчу u-a, ниткой травы
зажимая свой рот – соляную суровую нитку.
Казалось, внутри поперхнётся вот-вот
и так ОТК проскочивший завод,
но ангел стоял над моей головой.
И я оставался живой.
На тысячу ватт замыкало ампер,
но ангельский голос не то чтобы пел,
не то чтоб молился, но в тёмный провал
на воздух по имени звал.
Всё золото Праги и весь чуингам
Манхэттена бросить к прекрасным ногам
я клялся, но ангел планиды моей
как друг отсоветовал ей.
И ноги поджал к подбородку зверёк,
как требовал знающий вдоль-поперёк-
«за так пожалей и о клятвах забудь».
И оберег бился о грудь.
И здесь, в январе, отрицающем год
минувший, не вспомнить на стуле колгот,
бутылки за шкафом, еды на полу,
мочала, прости, на колу.
Зажги сигаретку да пепел стряхни,
по средам кино, по субботам стряпни,
упрёка, зачем так набрался вчера,
прощенья, и etc. -
не будет. И ангел, стараясь развлечь,
заводит шарманку про русскую речь,
вот это, мол, вещь. И приносит стило.
И пыль обдувает с него.
Ты дым выдыхаешь-вдыхаешь, губя
некрепкую плоть, а как спросят тебя
насмешник Мефодий и умник Кирилл:
«И много же ты накурил?»
И мене и текел всему упарсин.
И стрелочник Иов допёк, упросил,
чтоб вашему брату в потёмках шептать
«вернётся, вернётся опять».
На чудо положимся, бросим чудить,
как дети, каракули сядем чертить.
Глядишь, из прилежных кружков и штрихов
проглянет изнанка стихов.
Глядишь, заработает в горле кадык,
начнёт к языку подбираться впритык.
А рот, разлепившийся на две губы,
прощенья просить у судьбы...
1993
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
