Маленькие дурочки мечтают: вырасту – буду гордой, красивой и знаменитой.
Выросла.
Только одного теперь – стать крохотулькой маленькой,
чтобы большие красивые бродяжечки-кармелиты
вкладывали меня в разноцветье лифа, или в купальники –
какие-нибудь силиконовые памэлы,
чтобы пони прикалывали меня седлом под попку эльфиков-ангелочков…
Авторизация голосила, что пароль «судьба» как-то слишком чисто-конкретно абстрактен,
поэтому стоит попробовать отправить память на санаторную перезагрузку.
Память забивалась в угол, за шкаф.
Выдавала список случайных актов –
цвет белья, две пуговицы, утерянные, со школьной блузки,
пять царапин, оставленных на взрослой парте – словом,
полное безобразие – не память, а долгий затянутый waiting list.
От созерцания памяти отвлекал очередной свинцовый
выходящий из моего сумрака жорж-сандовский шарлатанишка трисмегист:
кислые, кислые, кислые kissы. Космы. Спины наждачка –
как за стеной каменной засыпаешь, только вот груди счёсывает…
Думала: раз уж выросла такой пошлячкой,
буду жевать эту жвачку у чёрта на дачке,
как и положено курвочке стоеросовой.
Ан-нет.
По снам шляется постоянно анна.
Недостижимость марины обидно дразнит не мальчиком, так неумёхой-козаком-разбойником.
Вода в кране отдаёт раненным океаном.
Трусы в топориковых аппликациях с принтом «раскольников»
безнадёжно утеряны…
Такое вот, понимаете, детство, но
деться некуда, и это – самое лучшее.
Сижу на сене, стряхиваю с шеи соломинку «безнаследственность».
Сено шуршит.
Я слушаю –
то ли мышеватый ветер, то ли моноложная околесица…
Вот бы мне быть маленькой-маленькой, максимум – четыре месяца!
Вот тогда б – никаких мыслей, разве что мыслёныши, размером с пятак,
а так
сидишь, думаешь:
у эллочки – парниши, толсты, таксовы и знамениты,
у белочки – марганцовконочье, глазовыкалывание на иконках…
Я – всего-навсего маленькая иголка, сквозь которую проходят астероиды-псевдонити.
Я – иголка…
Имяреку, тебе, - потому что не станет за труд
из-под камня тебя раздобыть, - от меня, анонима,
как по тем же делам - потому что и с камня сотрут,
так и в силу того, что я сверху и, камня помимо,
чересчур далеко, чтоб тебе различать голоса -
на эзоповой фене в отечестве белых головок,
где на ощупь и слух наколол ты свои полюса
в мокром космосе злых корольков и визгливых сиповок;
имяреку, тебе, сыну вдовой кондукторши от
то ли Духа Святого, то ль поднятой пыли дворовой,
похитителю книг, сочинителю лучшей из од
на паденье А.С. в кружева и к ногам Гончаровой,
слововержцу, лжецу, пожирателю мелкой слезы,
обожателю Энгра, трамвайных звонков, асфоделей,
белозубой змее в колоннаде жандармской кирзы,
одинокому сердцу и телу бессчетных постелей -
да лежится тебе, как в большом оренбургском платке,
в нашей бурой земле, местных труб проходимцу и дыма,
понимавшему жизнь, как пчела на горячем цветке,
и замерзшему насмерть в параднике Третьего Рима.
Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто.
Человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо,
вниз по темной реке уплывая в бесцветном пальто,
чьи застежки одни и спасали тебя от распада.
Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон,
тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно.
Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
с берегов неизвестно каких. Да тебе и неважно.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
