С каждым месяцем наши нежности становятся всё немощней, всё беззубей,
с каждым лучом рассвета я чувствую, как во мне догнивают твои корни, и
безумно хочется выехать из безлимитного округа Беззубрье,
где мы затиснуты в челюстях вечной гостиницы Калифорния.
Здесь зелёные горы призывают магометов, поэтому земля постоянно трясётся,
поэтому мы иногда всё же кончаем, содрогаясь вместе с волнующейся посудой,
здесь по потолку пробегают звёзды по имени Нарисованные Солнца,
здесь в саргассовых коридорах не протолкнуться между обломками алых суден –
когда-то мы так же лавировали, лавили, ловили за хвост рэгтаймы,
шарахались от патолагоанатомов, допрашивающих выезжающих раньше времени
на рисепшн…
Теперь придушиваем трубочкой дольки лайма,
наблюдая, как рассаживаются по разным полочкам наши вещи…
Я спрашиваю пустоту, почему чай вечно холоден, почему хирурги носят перчатки –
для того, чтобы передвинуть на место сердце, дезинфекция ведь излишня,
почему у тебя появился новый ник, почему ты поселился в чате,
почему ходишь исключительно в прохудившемся нижнем,
почему не рассказываешь жирафьих сказок, почему потерял сходство
с диковинными животными, которые из заповедников попадают напрямую в красную…
В зеркале отражаются два нахмурившихся уродца.
Корабли сдаются.
Кораблям надоело барахтаться
в саргассах молчания:
отказывают жесты-винты, никнет руль…
Только что звонил портье, спрашивал, не пора ли –
сказала: «нет». Попросила, натурально, водки и ещё чью-то икру…
Потом, помню, играла музыка…Что-то играла…
…корабли лавировали в нами же и прооперированных сосудах.
Светлячками в пластиковых проливах семафорили потерчата.
Отель Калифорния.
Сонный лифт от безрыбия до беззубрья.
Телефон, изнасилованный человеческим отпечатком
прозубровленного голоса, говорившего с безразличием, что романтика –
это до пошлости генномумифицированный трэш-хоррор…
Я сижу у окна,
разрезаю то, что некогда было твоим ватником,
и рассматриваю немых магометов, выкорчевывающих горы.
Тайга — по центру, Кама — с краю,
с другого края, пьяный в дым,
с разбитой харей, у сарая
стою с Григорием Данским.
Под цифрой 98
слова: деревня Сартасы.
Мы много пили в эту осень
«Агдама», света и росы.
Убита пятая бутылка.
Роится над башками гнус.
Заброшенная лесопилка.
Почти что новый «Беларусь».
А ну, давай-ка, ай-люли,
в кабину лезь и не юли,
рули вдоль склона неуклонно,
до неба синего рули.
Затарахтел. Зафыркал смрадно.
Фонтаном грязь из-под колес.
И так вольготно и отрадно,
что деться некуда от слез.
Как будто кончено сраженье,
и мы, прожженные, летим,
прорвавшись через окруженье,
к своим.
Авария. Башка разбита.
Но фотографию найду
и повторяю, как молитву,
такую вот белиберду:
Душа моя, огнем и дымом,
путем небесно-голубым,
любимая, лети к любимым
своим.
1998
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
