Пустота фрагментарно разбросана между деревьев.
Лес топорщится и прорастает в пространство, насквозь
Продирая пласт нижний, впиваясь верхушками в верхний,
Не давая вращаться Земле, тормозя эту ось,
И, остыв, застывает. А серый покров облаков
Вдаль течёт, истекая из раны седыми ветрами
По поверхности - от середины до самых окраин
Неизвестной по картам, ничьей стороны дураков.
Зимний воздух пластами скрипит по верхушкам деревьев,
На ветвях рассыпаясь в бесцветный пустой порошок.
И последние листья висят бунтарями на реях,
И глядят на своих у корней, ощущая лишь шок.
И шуршат напоследок. А саван седых облаков -
Позаброшенный и комковато закиснувший войлок,
Пропитавшийся стылой водой, обернувшейся пойлом -
Вдаль течёт, покрывая ветрами страну дураков.
Прорастают спонтанно из леса косые тропинки,
Лёд бугрится по ним. Пустота, оступаясь, скользит
И неловко в снег валится, медленно на половинки
Расщепляясь стволами; и спит, извалявшись в грязи,
И молчит, и дробится ещё. А покров облаков
Расползается в стороны, сам же себя и латая.
И по небу влачась, та бессмертная блеклая стая
Вдаль несёт устаревшую весть о стране дураков.
II
За околицей скучного леса, на дальности взгляда,
Безразличного к трещинам на перемёрзлых стволах,
Возвышались цветные громады гигантского града.
Там всё знали давно о самих о себе, дураках.
Штукатурка и мел осыпались со стен после стройки.
Паутина из трещин, ветвясь, по бетону ползла.
И стояли в грязи проржавелые старые койки,
И скрипели натужно в осколках пивного стекла.
В этом городе люди когда-то рождались и были,
Но в процессе случайно со всем окруженьем слились
Так успешно, что если пройти даже многие мили,
Не понять всё равно, где осталась разумная жизнь:
Где человек, а где парк; где фонарь, а где юность;
Где ржавый автомобиль, а где просто дурак...
Между домами прямились проспекты как струны -
Всё остальное кривилось, всё как-то не так.
Эти люди врастали как плесень в глубины веков,
А из окон топорщился сонм тараканьих усов...
Задержавшись немного над градом, покров облаков
Развернулся обратно и скрылся в глубинах лесов.
Облетали дворовые вязы,
длился проливня шепот бессвязный,
месяц плавал по лужам, рябя,
и созвездья сочились, как язвы,
августейший ландшафт серебря.
И в таком алматинском пейзаже
шел я к дому от кореша Саши,
бередя в юниорской душе
жажду быть не умнее, но старше,
и взрослее казаться уже.
Хоть и был я подростком, который
увлекался Кораном и Торой
(мама – Гуля, но папа – еврей),
я дружил со спиртной стеклотарой
и травой конопляных кровей.
В общем, шел я к себе торопливо,
потребляя чимкентское пиво,
тлел окурок, меж пальцев дрожа,
как внезапно – о, дивное диво! –
под ногами увидел ежа.
Семенивший к фонарному свету,
как он вляпался в непогодь эту,
из каких занесло палестин?
Ничего не осталось поэту,
как с собою его понести.
Ливни лили и парки редели,
но в субботу четвертой недели
мой иглавный, игливый мой друг
не на шутку в иглушечном теле
обнаружил летальный недуг.
Беспокойный, прекрасный и кроткий,
обитатель картонной коробки,
неподвижные лапки в траве –
кто мне скажет, зачем столь короткий
срок земной был отпущен тебе?
Хлеб не тронут, вода не испита,
то есть, песня последняя спета;
шелестит календарь, не дожит.
Такова неизбежная смета,
по которой и мне надлежит.
Ах ты, ежик, иголка к иголке,
не понять ни тебе, ни Ерболке
почему, непогоду трубя,
воздух сумерек, гулкий и колкий,
неживым обнаружил тебя.
Отчего, не ответит никто нам,
все мы – ежики в мире картонном,
электрическом и электронном,
краткосрочное племя ничьё.
Вопреки и Коранам, и Торам,
мы сгнием неглубоким по норам,
а не в небо уйдем, за которым,
нет в помине ни бога, ни чё…
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
