У нашей усталой столицы стеклянная челюсть.
Ударишь в неё - и глубокий нокаут зимний.
Дома-людоеды нами давно объелись
И вертят усами антенн, это правда, скажи мне,
Что ими они посылают друг другу сигналы
О том, как паршиво живётся на белом свете?
Ты знаешь, вчера мне одна гадалка сказала,
Что время придёт и их разметает ветер,
Как бусины с ожерелий широких улиц,
И всё через тысячи лет превратится в уголь.
Но это потом, а пока, закатом любуясь,
Декабрь целует замерзшее небо в губы,
А ночью засыпет весь город толчёным мелом
Из трещины в облаках, не скрывая чувства.
...я вижу, как крыши домов набухают белым,
И мне от этого вида немного грустно.
И человек пустился в тишину.
Однажды днем стол и кровать отчалили.
Он ухватился взглядом за жену,
Но вся жена разбрызгалась. В отчаяньи
Он выбросил последние слова,
Сухой балласт – «картофель…книги… летом…»
Они всплеснули, тонкий день сломав.
И человек кончается на этом.
Остались окна (женщина не в счет);
Остались двери; на Кавказе камни;
В России воздух; в Африке еще
Трава; в России веет лозняками.
Осталась четверть августа: она,
Как четверть месяца, - почти луна
По форме воздуха, по звуку ласки,
По контурам сиянья, по-кавказски.
И человек шутя переносил
Посмертные болезни кожи, имени
Жены. В земле, веселый, полный сил,
Залег и мяк – хоть на суглинок выменяй!
Однажды имя вышло по делам
Из уст жены; сад был разбавлен светом
И небом; веял; выли пуделя –
И все. И смерть кончается на этом.
Остались флейты (женщина не в счет);
Остались дудки, опусы Корана,
И ветер пел, что ночи подождет,
Что только ночь тяжелая желанна!
Осталась четверть августа: она,
Как четверть тона, - данная струна
По мягкости дыханья, поневоле,
По запаху прохладной канифоли.
1924
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
