Я как осеннее небо над тобой, сдерживаюсь, над твоим ртом, под твоим взглядом,
Я как туман, что сочиться во все ложбины, влажно скользя, оседая каплями на лепестках.
Ты как голое дерево под дождем, как трава, укрытая листопадом,
Царапаешь мои облака, безжалостно, срываешь дыханием иней на моих висках.
Запястья горячими потоками лавы, сквозь мои пальцы, вверх и обратно в мои ладони,
Как скованное цепями море, ты видишь, я уже не дышу, воздух сгорел, выпал осадком
На простыни, на голые плечи, видишь, нет больше звуков, мира никто не помнит.
Больше никто, ты, только ты. Верь мне, ответь мне, отдай без остатка.
Твое имя растекается по моим венам, взрывается болью, белой вспышкой в моих глазах,
Ты трепещешь забытым шелком на холодном ветру, пеленаешь меня водопадом своих волос.
Это слово дает ростки, наливается силой, созревает в твоих губах,
Осталось лишь пол удара маятника, только вечность, чтоб оно сорвалось.
Я как туман, как дым, над тобою тяжелым небом еле держу ливни,
тяжелые капли, что ищут выход, блуждают под моей кожей, превращаясь в пар.
я больше не продержусь, умоляю тебя, скажи мне…
и цепи роняют море, на тебя, размывая вечность, маятник пробил один удар.
Двенадцать лет. Штаны вельвет. Серега Жилин слез с забора и, сквернословя на чем свет, сказал событие. Ах, Лора. Приехала. Цвела сирень. В лицо черемуха дышала. И дольше века длился день. Ах Лора, ты существовала в башке моей давным-давно. Какое сладкое мученье играть в футбол, ходить в кино, но всюду чувствовать движенье иных, неведомых планет, они столкнулись волей бога: с забора Жилин слез Серега, и ты приехала, мой свет.
Кинотеатр: "Пираты двадцатого века". "Буратино" с "Дюшесом". Местная братва у "Соки-Воды" магазина. А вот и я в трико среди ребят - Семеныч, Леха, Дюха - рукой с наколкой "ЛЕБЕДИ" вяло почесываю брюхо. Мне сорок с лихуем. Обилен, ворс на груди моей растет. А вот Сергей Петрович Жилин под ручку с Лорою идет - начальник ЖКО, к примеру, и музработник в детсаду.
Когда мы с Лорой шли по скверу и целовались на ходу, явилось мне виденье это, а через три-четыре дня - гусара, мальчика, поэта - ты, Лора, бросила меня.
Прощай же, детство. То, что было, не повторится никогда. "Нева", что вставлена в перила, не более моя беда. Сперва мычишь: кто эта сука? Но ясноокая печаль сменяет злость, бинтует руку. И ничего уже не жаль.
Так над коробкою трубач с надменной внешностью бродяги, с трубою утонув во мраке, трубит для осени и звезд. И выпуклый бродячий пес ему бездарно подвывает. И дождь мелодию ломает.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
