пусть вечер стар и бородат,
кради его, зелёный тать,
сжимай его за рукоять,
сминая в прах в горячих пальцах
лунисто крошево из чипс,
монисто, как нашейный гипс,
небрежно гладит пианист,
лаская ночь медвежьим вальсом
когда и крест, и битый ковш,
и облаков широкий клёш,
когда двенадцати не ждёшь,
но полночь щёлкает клыками…
избыток пороха – лакать,
ласкать запястье-рукоять,
снимать сомнение-халат,
ведь площадь вся – как угол спальни
в которой, правда, ни кола,
сметает дворник стог белья
и обнажённая игла
неловко тычется в бермуды…
бежит в рассвет меридиан,
за шиворот кусочки льда
бросает время, и уда
ломается без рыбы… мудро,
что не дано раз-два – и пли,
что в треугольник – не доплыть,
что ночь – не мягкий пластилин,
что утро – не всегда расплата…
пусть пианист не доиграл,
на паузе пускай игла,
пусть время – вор, пусть время, - враль, -
оно на то и бородато-
чтоб повторять свои цитаты…
А здесь жила Петрова. Не могу
припомнить даже имени. Ей-Богу.
Покажется, наверное, что лгу,
а я – не помню. К этому порогу
я часто приближался на бегу,
но только дважды... Нет, не берегу
как память, ибо если бы помногу,
то вспомнил бы... А так вот – ни гу-гу.
Верней, не так. Скорей, наоборот
все было бы. Но нет и разговору
о чем-то ярком... Дьявол разберет!
Лишь помню, как в полуночную пору,
когда ворвался муж, я – сумасброд -
подобно удирающему вору,
с балкона на асфальт по светофору
сползал по-рачьи, задом наперед.
Теперь она в милиции. Стучит
машинкою. Отжившие матроны
глядят в окно. Там дерево торчит.
На дереве беснуются вороны.
И опись над кареткою кричит:
«Расстрелянные в августе патроны».
Из сумки вылезают макароны.
И за стеной уборная журчит.
Трагедия? О если бы.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
