Так же нечетки грани,
Так же пусты слова.
Тонет в густом тумане
Вымокшая Москва.
Тонет, сливаясь с небом
И растворяясь в нем,
Крытая златом небыль,
Знавшая нас вдвоем.
Сделав тройное сальто
Сквозь потускневший свет,
Листья летят к асфальту,
Путаются в траве.
Так же длинны дороги,
Так же протяжны дни -
Жжет ли нещадно-строгий
Августовский зенит
Или летит за нами
Ветер февральских бурь...
Обычно мне хватает трёх ударов.
Второй всегда по пальцу, бляха-муха,
а первый и последний по гвоздю.
Я знаю жизнь. Теперь ему висеть
на этой даче до скончанья века,
коробиться от сырости, желтеть
от солнечных лучей и через год,
просроченному, сделаться причиной
неоднократных недоразумений,
смешных или печальных, с водевильным
оттенком.
Снять к чертям — и на растопку!
Но у кого поднимется рука?
А старое приспособленье для
учёта дней себя ещё покажет
и время уместит на острие
мгновения.
Какой-то здешний внук,
в летах, небритый, с сухостью во рту,
в каком-нибудь две тысячи весёлом
году придёт со спутницей в музей
(для галочки, Европа, как-никак).
Я знаю жизнь: музей с похмелья — мука,
осмотр шедевров через не могу.
И вдруг он замечает, бляха-муха,
охотников. Тех самых. На снегу.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
