- Из какого сорта муки выпекают небо?
- Иногда из второго, если к вечеру мельник умер.
- Этой ночью оно черней бородинского хлеба
И усилия тысяч звёзд пропадают втуне.
- Ну и что, зато его можно ломать руками
И лепить из него фигурки слонов, драконов
До тех пор, пока долька луны в океан не канет,
Грохоча, как полсотни гружёных товарных вагонов
И исчезнет на горизонте в облаке пара.
- А потом?
- А потом ничего уже не случится.
Понимаешь, планету давно одолела старость
И теперь ей бы очень хотелось остановиться.
- Но ведь это конец.
- Скорее, это начало.
Понимаешь, нас стало в последнее время много,
А комплектов крыльев на складе осталось мало,
И поэтому мы не можем поверить в Бога,
И поэтому мы не можем поверить в силы,
Что поднимут нас в сырой предрассветный воздух.
На излёте ночь. Вот и время остановилось.
Я домой пойду, хорошо? А то уже поздно.
Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, -
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная -
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.
Это было над Камой крылатою,
сине-черною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.
Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.
Я родился - доселе не верится -
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.
Свалка памяти: разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное - это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда -
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. "Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся".
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
