***
Ты говоришь - мол, нам нечего больше делить?
Как бы не так! Позабыв о гордяцком покое,
стану - большая дорога, клинок, волчья сыть.
Клацну зубами, оттяпаю кровно-родное.
Много добра забираю, тебя обобрав
до сыроежечной нитки, до сенной соломки:
плотную зелень лугов, медоточие трав,
хвойные лужицы, запах солёный и ломкий.
Господи, сколько всего - унести бы в горстях!..
Граблю бесстыдно, монгольно, - глаза завидущи.
Галочьи гуды на чёрных тревожных ветвях,
беличьи скоки в верховьях берёзовой кущи.
И, напоследок, прощальный удар нанося, -
голос над крышей покатой, над гладью озёрной,
божьей росою питавший вокруг всё и вся,
ставший отныне раздельным, оплёванным, сорным.
Татем взовьюсь, хиросимно, хатынно губя!
Но - не почувствуешь нищей себя, уверяю,
ибо не знала, что всё это есть у тебя,
тысячи раз невзначай напоказ выставляя.
Впрочем - оставлю сполна, от щедрот! Разберёшь,
а не поймёшь - хоть подержишь занятной блестяшкой:
месяц над стогом, зелёную греющий рожь
и в полутьме уводящий дорогой бродяжьей.
Если опомнишься - бросишь репейную рать:
лес непролазен, полны наши пороховницы.
Совно завоешь, замашешь: догнать! удержать!
Взглянешь на месяц, где темь золотая струится.
Мы сговорились! Колдобистой глиной путей
пусть закружит-позаблудит, собьёшься - всё тщетно!
О, не ищи!.. Просто смайл на ладони твоей -
медным грошом единенья и знаком прощенья.
На фоне Афонского монастыря
потягивать кофе на жаркой веранде,
и не вопреки, и не благодаря,
и не по капризу и не по команде,
а так, заговаривая, говоря.
Куда повело... Не следить за собой.
Куда повело... Не подыскивать повод.
И тычется тучное (шмель или овод?),
украшено национальной резьбой,
создание и вылетает на холод.
Естественной лени живое тепло.
Истрёпанный номер журнала на пляже
Ты знаешь, что это такое. Число
ушедших на холод растёт, на чело
кладя отпечаток любви и пропажи,
и только они, и ещё кофейку.
И море, смотри, ни единой медузы.
За длинные ноги и чистые узы!
Нам каяться не в чем, отдай дураку
журнал, на кавказском базаре арбузы,
и те, по сравнению с ним на разрез —
белее крыла голодающей чайки.
Бессмысленна речь моя в противовес
глубоким речам записного всезнайки,
с Олимпа спорхнул он, я с дерева слез.
Я видел, укрывшись ветвями, тебя,
я слышал их шёпот и пение в кроне.
И долго молчал, погружённый в себя,
нам хватит борозд на господней ладони,
язык отпуская да сердце скрепя.
1988
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
