***
Ты говоришь - мол, нам нечего больше делить?
Как бы не так! Позабыв о гордяцком покое,
стану - большая дорога, клинок, волчья сыть.
Клацну зубами, оттяпаю кровно-родное.
Много добра забираю, тебя обобрав
до сыроежечной нитки, до сенной соломки:
плотную зелень лугов, медоточие трав,
хвойные лужицы, запах солёный и ломкий.
Господи, сколько всего - унести бы в горстях!..
Граблю бесстыдно, монгольно, - глаза завидущи.
Галочьи гуды на чёрных тревожных ветвях,
беличьи скоки в верховьях берёзовой кущи.
И, напоследок, прощальный удар нанося, -
голос над крышей покатой, над гладью озёрной,
божьей росою питавший вокруг всё и вся,
ставший отныне раздельным, оплёванным, сорным.
Татем взовьюсь, хиросимно, хатынно губя!
Но - не почувствуешь нищей себя, уверяю,
ибо не знала, что всё это есть у тебя,
тысячи раз невзначай напоказ выставляя.
Впрочем - оставлю сполна, от щедрот! Разберёшь,
а не поймёшь - хоть подержишь занятной блестяшкой:
месяц над стогом, зелёную греющий рожь
и в полутьме уводящий дорогой бродяжьей.
Если опомнишься - бросишь репейную рать:
лес непролазен, полны наши пороховницы.
Совно завоешь, замашешь: догнать! удержать!
Взглянешь на месяц, где темь золотая струится.
Мы сговорились! Колдобистой глиной путей
пусть закружит-позаблудит, собьёшься - всё тщетно!
О, не ищи!.. Просто смайл на ладони твоей -
медным грошом единенья и знаком прощенья.
Из пасти льва
струя не журчит и не слышно рыка.
Гиацинты цветут. Ни свистка, ни крика,
никаких голосов. Неподвижна листва.
И чужда обстановка сия для столь грозного лика,
и нова.
Пересохли уста,
и гортань проржавела: металл не вечен.
Просто кем-нибудь наглухо кран заверчен,
хоронящийся в кущах, в конце хвоста,
и крапива опутала вентиль. Спускается вечер;
из куста
сонм теней
выбегает к фонтану, как львы из чащи.
Окружают сородича, спящего в центре чаши,
перепрыгнув барьер, начинают носиться в ней,
лижут морду и лапы вождя своего. И, чем чаще,
тем темней
грозный облик. И вот
наконец он сливается с ними и резко
оживает и прыгает вниз. И все общество резво
убегает во тьму. Небосвод
прячет звезды за тучу, и мыслящий трезво
назовет
похищенье вождя -
так как первые капли блестят на скамейке -
назовет похищенье вождя приближеньем дождя.
Дождь спускает на землю косые линейки,
строя в воздухе сеть или клетку для львиной семейки
без узла и гвоздя.
Теплый
дождь
моросит.
Как и льву, им гортань
не остудишь.
Ты не будешь любим и забыт не будешь.
И тебя в поздний час из земли воскресит,
если чудищем был ты, компания чудищ.
Разгласит
твой побег
дождь и снег.
И, не склонный к простуде,
все равно ты вернешься в сей мир на ночлег.
Ибо нет одиночества больше, чем память о чуде.
Так в тюрьму возвращаются в ней побывавшие люди
и голубки - в ковчег.
1967
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
