В этом тексте не будет ни вер, ни брожений, ни сюра,
эти буквы утятами сядут в тени камышей…
Все об августе пишут – видать, настоялась микстура
в ноль восьмом, отторгающем ту, что всех рыжих рыжей.
В те часы, что испанцы зовут горделиво сиестой,
в той кострящей небесной пропитке моих атмосфер,
я уйду воровать часть пространства, что любят невесты –
колыбель лыбединую, города древнего нерв.
Мой сентябрьский август, ты правишь руками loveстримов,
нежишь небом, примятым причёской, - ворованной, да..
Но капризное время стреляет минут холостыми,
под прохожими взглядами грустно трещит теснота.
Я ворую себя у заполненных графиков, чахлых
не-попыток укрыться в себя же – в непознанный грот…
Через тридцать минут раскалённая бровка причала,
засмущавшись, под нами подснежниками прорастёт.
Но погодных диффузий, наверное, мы не оценим –
всё сливается в август, застывший, как пёс в камышах.
…Через час нас достанут из нас холодящим пинцетом,
через вечность воришкам пришлют обналоженный штраф.
Но пока забулдыга-сентябрь сладко чмокает в дрёме,
и крепчает микстуры под грудью теплышка-пятно,
- время кормит консервами августа – кормит и кормит,
и не хочется знать, что за это – накроет ли штормом,
или просто река возмутится внезапной волной…
Поэты живут. И должны оставаться живыми.
Пусть верит перу жизнь, как истина в черновике.
Поэты в миру оставляют великое имя,
затем, что у всех на уме - у них на языке.
Но им все трудней быть иконой в размере оклада.
Там, где, судя по паспортам - все по местам.
Дай Бог им пройти семь кругов беспокойного лада,
По чистым листам, где до времени - все по устам.
Поэт умывает слова, возводя их в приметы
подняв свои полные ведра внимательных глаз.
Несчастная жизнь! Она до смерти любит поэта.
И за семерых отмеряет. И режет. Эх, раз, еще раз!
Как вольно им петь.И дышать полной грудью на ладан...
Святая вода на пустом киселе неживой.
Не плачьте, когда семь кругов беспокойного лада
Пойдут по воде над прекрасной шальной головой.
Пусть не ко двору эти ангелы чернорабочие.
Прорвется к перу то, что долго рубить и рубить топорам.
Поэты в миру после строк ставят знак кровоточия.
К ним Бог на порог. Но они верно имут свой срам.
Поэты идут до конца. И не смейте кричать им
- Не надо!
Ведь Бог... Он не врет, разбивая свои зеркала.
И вновь семь кругов беспокойного, звонкого лада
глядят Ему в рот, разбегаясь калибром ствола.
Шатаясь от слез и от счастья смеясь под сурдинку,
свой вечный допрос они снова выводят к кольцу.
В быту тяжелы. Но однако легки на поминках.
Вот тогда и поймем, что цветы им, конечно, к лицу.
Не верте концу. Но не ждите иного расклада.
А что там было в пути? Метры, рубли...
Неважно, когда семь кругов беспокойного лада
позволят идти, наконец, не касаясь земли.
Ну вот, ты - поэт... Еле-еле душа в черном теле.
Ты принял обет сделать выбор, ломая печать.
Мы можем забыть всех, что пели не так, как умели.
Но тех, кто молчал, давайте не будем прощать.
Не жалко распять, для того, чтоб вернуться к Пилату.
Поэта не взять все одно ни тюрьмой, ни сумой.
Короткую жизнь. Семь кругов беспокойного лада
Поэты идут.
И уходят от нас на восьмой.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
