Гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением при сидячей жизни и скромном поведении умирает от апоплексического удара
«Ты ку-да, ку-да, ку-да?» - спросят ходики.
Что ж ты делаешь со мной, милый-родненький?
Нелюбовь горчит полынью некошеной,
Топит, губит полыньёй запорошенной.
Привороты, ласки – блёклое кружево.
Средство, сказывают, есть… Вдруг не струшу я?
На Купалу колдовские соцветия
Распускаются в ночи раз в столетие.
Скрипнет дверь, шмыгнёт мышА. В тьму кромешную
Не ходи, дурёха, ну его к лешему!
Что с того, что радость – гостьюшка редкая?
Хоть бы звёздочка на небе монеткою!
Подменили словно лес за околицей:
За подол хватает, сучьями колется…
Как стена вдоль стёжки хоженой выросла…
Огнецвет Перунов, явь ты иль вымысел?
Кто-то ухает, скрежещет и топает,
Пробирается соседними тропами…
Из кустов поодаль конское ржание.
Охну: «Страсть какая! Знать бы заранее!»
Заблестело что-то ало-искристое.
Помогите, все святые, мне выстоять!
Не карай меня ты, ночь заповедная:
Любый нужен мне, не клады заветные.
Только ткнулось в ноги что-то лохматое.
На мгновенье обратилась я в статую…
А потом стремглав назад, да всё с визгами,
Пропади к чертям весь лес вместе с искрами!
И хохочет вслед, и лает, и хрюкает…
С двух сторон глазищи страшные углями…
То ли корни, то ли змеи под пятками…
Не пойду сюда по ягоду сладкую!
Выйду замуж хоть за первого встречного,
Пусть косой-кривой и взять с него нечего!
Нарожаю пацанят и девчоночек…
Ночкой нынешней я крепко учёная.
Глядя в зеркало лишь, вспомню украдкою:
Отчего моя коса с белой прядкою…
Потягалась я с нечистою силою,
Да, молитвочки, видать, не хватило мне…
А иногда отец мне говорил,
что видит про утиную охоту
сны с продолженьем: лодка и двустволка.
И озеро, где каждый островок
ему знаком. Он говорил: не видел
я озера такого наяву
прозрачного, какая там охота! —
представь себе... А впрочем, что ты знаешь
про наши про охотничьи дела!
Скучая, я вставал из-за стола
и шел читать какого-нибудь Кафку,
жалеть себя и сочинять стихи
под Бродского, о том, что человек,
конечно, одиночество в квадрате,
нет, в кубе. Или нехотя звонил
замужней дуре, любящей стихи
под Бродского, а заодно меня —
какой-то экзотической любовью.
Прощай, любовь! Прошло десятилетье.
Ты подурнела, я похорошел,
и снов моих ты больше не хозяйка.
Я за отца досматриваю сны:
прозрачным этим озером блуждаю
на лодочке дюралевой с двустволкой,
любовно огибаю камыши,
чучела расставляю, маскируюсь
и жду, и не промахиваюсь, точно
стреляю, что сомнительно для сна.
Что, повторюсь, сомнительно для сна,
но это только сон и не иначе,
я понимаю это до конца.
И всякий раз, не повстречав отца,
я просыпаюсь, оттого что плачу.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
