Январское небо застыло и превратилось в гель,
И мы превратимся, но пока неизвестно в кого,
А время бежит на юг по широкой косой дуге
И стрелки твоих часов упираются в Рождество.
В троллейбусе контролёр. Ты покажешь ему билет,
Он смотрит всегда в глаза, он серьёзен и молчалив.
В троллейбусе по утрам - всё равно, что на корабле,
Плывёшь, разбивая лёд, на подветренный край земли.
А вечером улететь, включая режим мотылька
Вино помогает в этом, даже когда ты одна.
И под ногами - не снег, а упавшие облака
И это приятно. И ты наливаешь ещё вина.
Обычно мне хватает трёх ударов.
Второй всегда по пальцу, бляха-муха,
а первый и последний по гвоздю.
Я знаю жизнь. Теперь ему висеть
на этой даче до скончанья века,
коробиться от сырости, желтеть
от солнечных лучей и через год,
просроченному, сделаться причиной
неоднократных недоразумений,
смешных или печальных, с водевильным
оттенком.
Снять к чертям — и на растопку!
Но у кого поднимется рука?
А старое приспособленье для
учёта дней себя ещё покажет
и время уместит на острие
мгновения.
Какой-то здешний внук,
в летах, небритый, с сухостью во рту,
в каком-нибудь две тысячи весёлом
году придёт со спутницей в музей
(для галочки, Европа, как-никак).
Я знаю жизнь: музей с похмелья — мука,
осмотр шедевров через не могу.
И вдруг он замечает, бляха-муха,
охотников. Тех самых. На снегу.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
