Рубцы от крыльев... на бархатистой с ароматом коже.
Следов бугристых на спине не скрыть от любопытных взглядов.
Ты крылья подарила… Кому?! На чьем багровом ложе
Ты страсти поддалась слепой, пропитанной любовным ядом?
Как больно!... Нет, не рубцы болят, ни горечь, ни обида…
А где-то глубже. Под плечами! Стучит и молит боль унять…
Грызут… Так беспощадно! Прожорливые, как термиты
Шальные мысли! Порок, и ненависть, и ложь: где благодать?
Ты верила, как в сказку в Любовь и правду слов. Как глупо!...
Не окуналась в омут лжи, предательства. Не знала фальши.
Но крылья сорваны твои!... И как-то грубо, пошло, скупо
Звучат слова: «Не плач, не жди! Ведь надо продолжать жить дальше…»
Когда менты мне репу расшибут,
лишив меня и разума и чести
за хмель, за матерок, за то, что тут
ЗДЕСЬ САТЬ НЕЛЬЗЯ МОЛЧАТЬ СТОЯТЬ НА МЕСТЕ.
Тогда, наверно, вырвется вовне,
потянется по сумрачным кварталам
былое или снившееся мне —
затейливым и тихим карнавалом.
Наташа. Саша. Лёша. Алексей.
Пьеро, сложивший лодочкой ладони.
Шарманщик в окруженьи голубей.
Русалки. Гномы. Ангелы и кони.
Училки. Подхалимы. Подлецы.
Два прапорщика из военкомата.
Киношные смешные мертвецы,
исчадье пластилинового ада.
Денис Давыдов. Батюшков смешной.
Некрасов желчный.
Вяземский усталый.
Весталка, что склонялась надо мной,
и фея, что мой дом оберегала.
И проч., и проч., и проч., и проч., и проч.
Я сам не знаю то, что знает память.
Идите к чёрту, удаляйтесь в ночь.
От силы две строфы могу добавить.
Три женщины. Три школьницы. Одна
с косичками, другая в платье строгом,
закрашена у третьей седина.
За всех троих отвечу перед Богом.
Мы умерли. Озвучит сей предмет
музыкою, что мной была любима,
за три рубля запроданный кларнет
безвестного Синявина Вадима.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
