трещины, ржавые руки, в суставах вода,
мы не умрём от любви никогда, никогда,
что б ни случилось, мы вместе, мы слышим шаги,
червы и трефы в колоде до самых могил,
червы - сердечки и розы, рассветы и май,
трефы - в осеннюю слякоть оделись дома,
да, ещё бубны - стальных алебард острия,
...вечер приполз под окно, как больная змея,
вечер увидел, что ты разбросала следы
по облакам...
по обрывам...
под вечные льды...
лишь одного не заметил - как ты растеклась,
сердце своё наколов на пиковую масть,
по облепиховым склонам. вот так бы всегда
знать, что слова - только лишь продолжения рта,
что телефон - это только лишь мёртвый металл,
просто привиделось, просто немного устал,
что в рукаве обитает довольный король
и иногда ошибаются даже таро.
Я, я, я. Что за дикое слово!
Неужели вон тот - это я?
Разве мама любила такого,
Желто-серого, полуседого
И всезнающего, как змея?
Разве мальчик, в Останкине летом
Танцевавший на дачных балах,
Это я, тот, кто каждым ответом
Желторотым внушает поэтам
Отвращение, злобу и страх?
Разве тот, кто в полночные споры
Всю мальчишечью вкладывал прыть,
Это я, тот же самый, который
На трагические разговоры
Научился молчать и шутить?
Впрочем - так и всегда на средине
Рокового земного пути:
От ничтожной причины - к причине,
А глядишь - заплутался в пустыне,
И своих же следов не найти.
Да, меня не пантера прыжками
На парижский чердак загнала.
И Виргилия нет за плечами
Только есть одиночество - в раме
Говорящего правду стекла.
1924
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
