Олень бежит, смертельный свист услышав.
Охотник меткий верит, что стрела
Добудет жертву духам… Чуть повыше
Кабан вдоль речки ищет корешки,
А в чаще рысь на ветках притаилась,
Правее – люди «мостик» перешли
Из жизни в «жизнь», увидев в этом милость
Того, кто встретил их на рубеже,
Подняв над ними свой небесный посох;
Внизу, где мох от влаги посвежел,
Волнистый след чуть видимых полосок –
Неужто море? Но до моря путь
Для пешего – не меньше полугода!
А может, я не так трактую суть
Забытых всеми охровых разводов
На каменной страничке валуна?
Иль мыслями я там, на побережье,
Где ты, как я, читаешь письмена –
Послания от тех, что жили прежде?
Река валяет дурака
и бьет баклуши.
Электростанция разрушена. Река
грохочет вроде ткацкого станка,
чуть-чуть поглуше.
Огромная квартира. Виден
сквозь бывшее фабричное окно
осенний парк, реки бурливый сбитень,
а далее кирпично и красно
от сукновален и шерстобитен.
Здесь прежде шерсть прялась,
сукно валялось,
река впрягалась в дело, распрямясь,
прибавочная стоимость бралась
и прибавлялась.
Она накоплена. Пора иметь
дуб выскобленный, кирпич оттертый,
стекло отмытое, надраенную медь,
и слушать музыку, и чувствовать аортой,
что скоро смерть.
Как только нас тоска последняя прошьет,
век девятнадцатый вернется
и реку вновь впряжет,
закат окно фабричное прожжет,
и на щеках рабочего народца
взойдет заря туберкулеза,
и заскулит ошпаренный щенок,
и запоют станки многоголосо,
и заснует челнок,
и застучат колеса.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
