я не тебе - я себе напишу,
потому что не знаю, который из тысяч ты
почти-мой.
это "почти"
полмиллиграмма весит,
но ты учти:
я это себе говорю.
почти, -
не жозефине, терезе, да мать их в,
не вероникам смерти или строфы,
не проституткам честным, которых - "фи!" -
я это себе
о том, что, реви-не реви, -
одно "почти".
я же себе напишу, что намок рукав,
в документах много заполненных кровью граф,
каллиграфия рушится,
руки дрожат...
учти:
распишусь в получении -
это будет почти-
подпись,
почти -я,
почти вечная, заложенная в днк
ничья, -
ни одной фигуры из партии не украсть,
хотя много проще перекрасить масть,
кража кажется надёжнее.
потому,
задыхаясь в этом предбаннике, на пару, в дыму,
всё никак не пойму:
если вору рубить ладонь,
что рубить да кому за неистовый лохотрон,
засосавший в пред-кому штиль?
Понравилось... сложновато пишете, но при желании можно и понять, и оценить :)
рада. что понравилось...
неужели здесь - тоже сложно?:)
Да, мне оно тоже пришлось по душе :)
нааадо же)
муррсибо вам
Вот это стихотворение примагнитило. Наверное потому, что это самое "почти" уместно добавлять почти к любому определению (хороший, плохой, холерик, флегматик и т.д.). А Вам удалось это передать. Спасибо
примагнитить можно, да. оно само примагничивается. крохотный такой нюанс, казалось бы...
но эт уже псевдофилософствования какие-то
спасибо
неожиданно)
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
На фоне Афонского монастыря
потягивать кофе на жаркой веранде,
и не вопреки, и не благодаря,
и не по капризу и не по команде,
а так, заговаривая, говоря.
Куда повело... Не следить за собой.
Куда повело... Не подыскивать повод.
И тычется тучное (шмель или овод?),
украшено национальной резьбой,
создание и вылетает на холод.
Естественной лени живое тепло.
Истрёпанный номер журнала на пляже
Ты знаешь, что это такое. Число
ушедших на холод растёт, на чело
кладя отпечаток любви и пропажи,
и только они, и ещё кофейку.
И море, смотри, ни единой медузы.
За длинные ноги и чистые узы!
Нам каяться не в чем, отдай дураку
журнал, на кавказском базаре арбузы,
и те, по сравнению с ним на разрез —
белее крыла голодающей чайки.
Бессмысленна речь моя в противовес
глубоким речам записного всезнайки,
с Олимпа спорхнул он, я с дерева слез.
Я видел, укрывшись ветвями, тебя,
я слышал их шёпот и пение в кроне.
И долго молчал, погружённый в себя,
нам хватит борозд на господней ладони,
язык отпуская да сердце скрепя.
1988
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.