помещу вместе с обороткой Василия Тюренкова, коотрая мне безумно нра - попал он в тему
Ипполит Похлебкин
ты знаешь, я здесь...
и сверх всякой меры
насытился жизнью на новом месте...
сижу вышиваю бадьяном белым
по серой рубахе
печали крестик
работаю медленно, тихой сапой,
стежок за стежком из своей любви,
но
мешают насмешки того сатрапа,
что мне по-дешевке торгует вина
под домом,
в подвале...
он вертит краны,
хохочет,
разит перегаром готтским...
там капли-рубины читают грани
стаканов,
а после летят на доски...
здесь море сокровищ, богатств несметно
туманом висит аромат аниса...
от скуки высокая очень смертность -
здесь даже в домах
передохли крысы
октябрь
простирает свои объятья
здесь тысячи лет в разнотравье пёстром...
но только дубы мне уже - не братья,
и даже березы теперь - не сёстры
не сыщешь у женщин ключиц излуки
такой, чтоб молитвенный глас -
святая! -
заплакал навзрыд...
да и мрут со скуки
поскольку другого никто не знает
не видел...
Ты знаешь
здесь очень сыро...
замучала слякоть, из окон дует...
но каждую ночь по кусочку сыра
на маленькой кухне
на пол
кладу я
Василий Тюренков
Ты знаешь, а здесь океан так солон,
И даже колюч, и немного горек,
Ночами ревёт, как Шаляпин соло,
Скрипит, как пружины солдатских коек,
А я выхожу поскулить с ним вместе,
И, глядя на блики огней Эмпайра,
Кляну этих рыжих шуршащих бестий,
И с ними шуршу -- полудохлый стайер,
Слезливый мерзляк, ветеран-грэйхаунд,
Дурной чемпион инвалидных гонок...
А знаешь... так скучен зимой Мидтаун,
И слой облаков по-французски тонок.
Здесь водка пуста, а вино – сонливо,
И в бэйсменте бойлер всегда исправен,
А чайки, кружась над Гудзон-заливом,
Орут, точно их ущемляют в праве...
Каком? -- да клевать пирожки с помойки,
Толстеть и вальяжно ходить по пляжу,
И Чижик, пьянчуга с Фонтанки-Мойки,
За все их свободы «Смирнова» вмажет...
Ты знаешь, а ночи густы, как дёготь,
И путь над водой недоступно-млечен,
Но слышно, что кто-то, беззвучно-лёгок,
По угольным волнам идёт навстречу.
Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето.
С дроботом мелким расходятся улицы в чоботах узких железных.
В черной оспе блаженствуют кольца бульваров...
Нет на Москву и ночью угомону,
Когда покой бежит из-под копыт...
Ты скажешь - где-то там на полигоне
Два клоуна засели - Бим и Бом,
И в ход пошли гребенки, молоточки,
То слышится гармоника губная,
То детское молочное пьянино:
- До-ре-ми-фа
И соль-фа-ми-ре-до.
Бывало, я, как помоложе, выйду
В проклеенном резиновом пальто
В широкую разлапицу бульваров,
Где спичечные ножки цыганочки в подоле бьются длинном,
Где арестованный медведь гуляет -
Самой природы вечный меньшевик.
И пахло до отказу лавровишней...
Куда же ты? Ни лавров нет, ни вишен...
Я подтяну бутылочную гирьку
Кухонных крупно скачущих часов.
Уж до чего шероховато время,
А все-таки люблю за хвост его ловить,
Ведь в беге собственном оно не виновато
Да, кажется, чуть-чуть жуликовато...
Чур, не просить, не жаловаться! Цыц!
Не хныкать -
Для того ли разночинцы
Рассохлые топтали сапоги,
Чтоб я теперь их предал?
Мы умрем как пехотинцы,
Но не прославим ни хищи, ни поденщины, ни лжи.
Есть у нас паутинка шотландского старого пледа.
Ты меня им укроешь, как флагом военным, когда я умру.
Выпьем, дружок, за наше ячменное горе,
Выпьем до дна...
Из густо отработавших кино,
Убитые, как после хлороформа,
Выходят толпы - до чего они венозны,
И до чего им нужен кислород...
Пора вам знать, я тоже современник,
Я человек эпохи Москвошвея, -
Смотрите, как на мне топорщится пиджак,
Как я ступать и говорить умею!
Попробуйте меня от века оторвать, -
Ручаюсь вам - себе свернете шею!
Я говорю с эпохою, но разве
Душа у ней пеньковая и разве
Она у нас постыдно прижилась,
Как сморщенный зверек в тибетском храме:
Почешется и в цинковую ванну.
- Изобрази еще нам, Марь Иванна.
Пусть это оскорбительно - поймите:
Есть блуд труда и он у нас в крови.
Уже светает. Шумят сады зеленым телеграфом,
К Рембрандту входит в гости Рафаэль.
Он с Моцартом в Москве души не чает -
За карий глаз, за воробьиный хмель.
И словно пневматическую почту
Иль студенец медузы черноморской
Передают с квартиры на квартиру
Конвейером воздушным сквозняки,
Как майские студенты-шелапуты.
Май - 4 июня 1931
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.