Ты был странным.
Ты помнил
Закон Ньютона-Декарта,
О энтропии Вселенной ты мог говорить часами.
Сам себе кивал головой.
Рисовал на песке таблицы, схемы, плакаты
Их снова глотал прибой…
Тебе было не интересно с людьми,
Им не интересно с тобой
Ты был странным.
Цитировал
По памяти страницы из Торы.
Проверить никто не мог –
Кто знал Тору
Тот не был с тобой знаком.
У тебя за спиной всегда
Велись о тебе разговоры.
Но это не значило ничего –
Не больше, чем снег с дождем
Ты был странным.
Друзья всегда
Уходили в четвертый вторник.
Возвращаться им не было смысла –
Ты не помнил их имена.
У других отгремели войны.
Возвращались они в орденах,
Напивались и били морды
А во снах их любила война
Ты был странным.
Ты снова считал года,
Проецировал диафильмы
На побеленный потолок
Триста тридцать дней ел перловку,
Тридцать дней отпускал узду,
на шесть дней становился дебильным,
поглощая электрошок
ты был странным.
Иначе –
Ты был просто опасным,
Смертельным сном
Просыпался в Аду раз двадцать –
И всегда отправляли назад
У тебя был льготный плацкартный
Дьявол подпись черкнул на нем
Потому до копейки сдачу,
Потому бензедрин,
два в одном
Ты был.
Странным.
и больше вот нет тебя.
Ты ушел расплескаться в ливне
Говорил что вернешься назад.
Только знал я – ты снова врешь.
Снится сон – на забытый номер
Отзывается твой мобильный
за гудками я снова слышу
бесконечный,
Промозглый дождь…
А. Чегодаев, коротышка, врун.
Язык, к очкам подвешенный. Гримаса
сомнения. Мыслитель. Обожал
касаться самых задушевных струн
в сердцах преподавателей – вне класса.
Чем покупал. Искал и обнажал
пороки наши с помощью стенной
с фрейдистским сладострастием (границу
меж собственным и общим не провесть).
Родители, блистая сединой,
доили знаменитую таблицу.
Муж дочери создателя и тесть
в гостиной красовались на стене
и взапуски курировали детство
то бачками, то патлами брады.
Шли дни, и мальчик впитывал вполне
полярное величье, чье соседство
в итоге принесло свои плоды.
Но странные. А впрочем, борода
верх одержала (бледный исцелитель
курсисток русских отступил во тьму):
им овладела раз и навсегда
романтика больших газетных литер.
Он подал в Исторический. Ему
не повезло. Он спасся от сетей,
расставленных везде военкоматом,
забился в угол. И в его мозгу
замельтешила масса областей
познания: Бионика и Атом,
проблемы Астрофизики. В кругу
своих друзей, таких же мудрецов,
он размышлял о каждом варианте:
какой из них эффектнее с лица.
Он подал в Горный. Но в конце концов
нырнул в Автодорожный, и в дисканте
внезапно зазвучала хрипотца:
"Дороги есть основа... Такова
их роль в цивилизации... Не боги,
а люди их... Нам следует расти..."
Слов больше, чем предметов, и слова
найдутся для всего. И для дороги.
И он спешил их все произнести.
Один, при росте в метр шестьдесят,
без личной жизни, в сутолоке парной
чем мог бы он внимание привлечь?
Он дал обет, предания гласят,
безбрачия – на всякий, на пожарный.
Однако покровительница встреч
Венера поджидала за углом
в своей миниатюрной ипостаси -
звезда, не отличающая ночь
от полудня. Женитьба и диплом.
Распределенье. В очереди к кассе
объятья новых родственников: дочь!
Бескрайние таджикские холмы.
Машины роют землю. Чегодаев
рукой с неповзрослевшего лица
стирает пот оттенка сулемы,
честит каких-то смуглых негодяев.
Слова ушли. Проникнуть до конца
в их сущность он – и выбраться по ту
их сторону – не смог. Застрял по эту.
Шоссе ушло в коричневую мглу
обоими концами. Весь в поту,
он бродит ночью голый по паркету
не в собственной квартире, а в углу
большой земли, которая – кругла,
с неясной мыслью о зеленых листьях.
Жена храпит... о Господи, хоть плачь...
Идет к столу и, свесясь из угла,
скрипя в душе и хорохорясь в письмах,
ткет паутину. Одинокий ткач.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
