И музыка и философия рождаются из тьмы, из мрака. Не из тени, нет, из темноты, из непроглядности, из мрака. А человеку нужен свет. Человек должен жить на ярком, постоянном, беспощадном свету, так,
Любые совпадения имен, ситуаций
прошу считать случайностью
Часть четвертая
Во время беременности племянницы дядя развил бешеную активность, не свойственную ему ранее, и «выбил» для передовика производства, лучшего работника и гордости фабрики (именно такие обороты употреблялись в прошениях) двухкомнатную квартиру в ближайшем Подмосковье.
– Тонька, не обессудь. Что смог – то смог. Зато теперь у тебя собственное жилье. А на рождение ребенка могу машину подарить. Хочешь?
Вот уже чего-чего, а такого подарка от родного дяди Тоня никогда бы не приняла. Слишком гордой она уродилась. Квартира – другое дело, квартиру она заработала своим честным трудом, и считала, что фабрика должна ей куда больше. А то, что родственник так поздно позаботился о жилье для нее, да еще в дыре, да накануне наступающего одиночества, лишний раз доказывало, что пограничные столбы – не миф. Граница на замке, шлагбаум клацнул и перекрыл доступ в красивую, сытую жизнь, взбудоражив и без того рвущуюся наружу зависть.
Тридцатилетие Антонина встретила в собственных, но так и не ставших родными, стенах вдвоем с новорожденным сыном. Временами ей казалось, жизнь закончена; послеродовая депрессия и, как следствие ¬¬– изменение характера, чуть было не спровоцировали суицид. От безумного поступка спас приезд родителей. И хоть пробыли они недолго, времени разобраться в себе женщине хватило. Мудрый отец очень кстати подсунул обожаемого им Ницше – Тоня от корки до корки прочитала философа, сделала какие-то свои, ей одной ведомые, выводы, и с тех пор считала, что в тридцать лет родилась заново.
Дядя, его жена, обе их дочери естественно не оставляли без внимания молодую мамашу, они наезжали часто, привозили много подарков, забивали холодильник дефицитными продуктами. Тоня видела: она больше не часть их жизни, это чувствовалось по брезгливым взглядам, который сестренки кидали на спартанскую обстановку Тони, по ужасу в глазах тетки, когда та поднималась до Тониной квартиры по грязной лестнице на второй этаж. Женщина поняла: дальше бороться за свое счастье, за счастье сына, за благополучие и комфорт предстоит самостоятельно, и наотрез отказалась от помощи московских родственников. Во всяком случае, раньше, чем они бы сделали это сами.
– «Всё, что нас не убивает, делает сильнее», – цитировала Антонина немца. Слушатель – Владька, ничегошеньки не понимал и весело смеялся.
– Меня Всё убило, теперь я не просто сильнее, я сверх сильнее. Моя «смерть» – иммунитет от будущих «болезней». Я построю новую судьбу, я полюблю ее, я буду бережно, с трепетом и нежностью оберегать ее от любых посягательств. У меня обязательно будет личное счастье. – Твердила Антонина каждое утро перед зеркалом и верила в свои заклинания.
Она рано вышла из декретного отпуска, перепоручив заботы о сыне детским учреждениям. Ясли, детский сад – отные Владька бывал дома редко, в основном в выходные да во время отпуска матери. С полугодовалого возраста мальчик познакомился с советской системой воспитания, именуемой пятидневкой.
А что Тоня? А Тоня начала прокладывать свой путь. Познала все радости карьеризма, прошла нелегкую школу унижений и оскорблений, ощутила соблазн «легкой» наживы и научилась выживать в любых условиях. Самый тягостный отпечаток на новую, формируемую судьбу, наложили унижения, которые Тоне пришлось испытать, работая продавцом в ювелирном магазине. Покупательницы попадались разные, чаще – вздорные, избалованные «куклы» – жены при мужьях. Антонина звала таких – «дама-хозяйка». Бездельницы, болтушки, любимым занятием у «хозяек» считалось доведение продавцов чуть ли не до инфаркта. Оскорбляли и радовались, смеялись в лицо, зная – стерпят работники прилавка, пусть даже во вред собственному здоровью. Работодатели долдонили: «Покупатель всегда прав». Продавцы принимали на веру слова начальства и молчали. И опять, как ни странно, боль от унижений Антонина расценивала, как полезный, умиротворяющий подарок – чем сильнее была боль, тем увереннее становилась Тоня, тем меньше оставалось комплексов. Кроме зависти. Эта «жаба» оказалась на редкость живучей и прилипчивой.
Помыкавшись полтора года в разных организациях, Антонина не выдержала и, усмирив гордость, отправилась на поклон к дядьке. Он, хоть и ушел на заслуженный отдых, связи с нужными людьми не растерял.
Именно в тот год правительство СССР приняло решение возродить «Торгсин», но в несколько ином воплощении. Раньше в обмен на товары принималось золото от любого гражданина страны, при возрождении «Торгсина» применили опыт «спецотделов» ЦУМа и еще нескольких магазинов, обслуживающих советских граждан, отработавших за границей. Да и золото у широких слоев населения к тому времени закончилось. На узкие же слои, вкусившие сладкую заграничную свободу, требовался крепкий ошейник с коротким поводком в виде живых, полуживых или почти живых денег. Отказ от безналичных расчетов был выгоден всем: и продавцам, и покупателям. Кроме того, розница была удобна иностранцам. Какой шутник стоял у руля и придумывал названия, но, словно, издеваясь над родной «деревянной» валютой, торговые предприятия получили имена деревьев. В РСФСР – «Березка», на Украине – «Каштан», в Азербайджане – «Чинар», и только в Латвии эта торговая сеть называлась «Дзинтарс», что в переводе с латышского означает янтарь.
