Любые совпадения имен, ситуаций
прошу считать случайностью
Часть тринадцатая
Женщина взгрустнули. Тема смерти всегда вызывает грусть. А Владислава обе помнили хорошо. Поговорили о нем, о его неудавшейся жизни, о раннем уходе из жизни, о его ребенке, которого бабка отказалась признать. Даже выработали некий план по восстановлению добрососедских и доброродственных отношений. И только после этого Ольга набрала номер уборщицы.
Светлана Тихоновна чуть не выронила чашку из рук, когда Оля вскрикнула сиплым голосом:
– Что?!.. Когда?.. А почему вы нам не позвонили?.. Как кто? Племянница. Как это… – связь оборвалась, Ольга сидела, в недоумении уставившись на телефонную трубку. – Она сказала, что тетя Тоня умерла.
– Так, девочка. В первую очередь успокойтесь. Водички выпейте и подробно расскажите о вашей беседе. Что еще сообщила Маша?
– Умерла… Позавчера… вроде, я не расслышала толком. Спросила кто я такая... Еще про то, что у тети Тони нет никаких родственников. Всё. Она не дослушала и бросила трубку. Но ведь мы знакомы, она меня много раз встречала у тети… Что же делать-то?... Тетю Тоню ведь нужно похоронить… Ой… похоронить… – Ольга уткнулась в ладони и разревелась.
Светлана Тихоновна взяла инициативу в свои руки, стала названивать уборщице – из трубки доносилось «абонент недоступен» – Маша, по всей видимости, отключила телефон. Потом Светлана догадалась позвонить квартирантам из второй Антонининой квартиры – вдруг тем что-то известно. Но Наташа с мужем изумились новости не менее и, конечно, расстроились, ведь придется съезжать, искать новую жилплощадь. Ольга сообщила печальное известие материи и родной тетке Эле и уже все вместе стали думать, что и как делать.
В первую очередь обратились в милицию. Бюрократическая машина доблестных внутренних органов без осечки выдала: утром доказательства родства – вечером запрашиваемые сведения, собирать которые предстояло не только в столице, но и в Новосибирске. Телефон Маши по-прежнему долдонил о недоступности абонента. Подруга Графовой – Шомаева, тоже не брала трубку. А вечером следующего дня к Светлане Тихоновне прибежала взволнованная квартирантка Наташа.
– Извините, что я именно к вам пришла, но у меня нет связи с родственниками Антонины Ивановны. А дело не терпит отлагательства. И хоть у нас с покойной были чисто деловые отношения, я, в первую очередь, человек разумный, и то, что расскажу вам сейчас, меня не просто потрясло – ошарашило. Думаю, и вас потрясет.
Оказалось, что Наташе полчаса назад позвонила Маша, сообщила о смерти Графовой и разрешила проживать в квартире и дальше.
– Причем, царский жест был сделан уборщицей, вы не поверите – на правах наследницы. Но самое главное и печальное – Антонину Ивановну уже похоронили. Сегодня.
– Как сегодня? – опешила Светлана. – Этого не может быть. Мне Оля звонила, они еще не утрясли формальности с милицией.
– Так хоронили и не родственники вовсе, а Маша с дочкой и еще какая-то женщина с труднопроизносимым именем и отчеством, я не разобрала. – Наташа увидела, как вытянулось лицо, округлились глаза у собеседницы, и поспешно закончила. – Маша завтра зайдет к нам и покажет моему мужу завещание, он на всякий случай попросил.
Утро принесло очередной сюрприз. Звонок в квартире профессора не умолкал, кто-то настойчиво жал на кнопку. Накануне она поздно легла спать: экстренно вызванный мастер долго возился с замком общей двери в холле (соседи единогласно решили поменять «личинку»), долгие разговоры с Ольгой, с ее матерью вымотали Светлану окончательно.
«Началось…» – подумала она и оказалась права. Через окно входной двери взору предстала троица: двух женщин Светлана Тихоновна узнала сразу – уборщица и подруга покойной соседки стояли поодаль, а дверной звонок терзала худая, нервная незнакомка средних лет.
– Вам кого? – не открывая двери, вопросила Светлана.
– Простите, а на каком основании? Вы, собственно, кто?
– Представитель управляющей компании я. И пришла вселять законных наследников. А не откроете, будем ломать дверь. – Она воинственно насупилась.
– А! Я поняла, вы – наш техник-смотритель. Но с каких это пор, позвольте узнать, управляющим компаниям предоставили полномочия судебных приставов? До сегодняшнего дня изменений по институту приставов вроде не было. Или я не владею информацией?
Своими познаниями в юриспруденции Светлана смутила посетительниц, они ретировались к окну и стали совещаться. А она тем временем вызвала милицию. На шум очень кстати вышли две соседки-пенсионерки, готовые держать оборону.
Как ни странно, троица дождалась приезда правоохранительных органов, были предъявлены документы, в том числе, и завещание. Старший по наряду внимательно выслушал обе стороны и вынес вердикт:
– Насколько мне известно, дом этот кооперативный, на самоуправлении, так что ваши слова, – он обратился к технику-смотрителю, – я расцениваю, как ложь и попытку незаконного проникновения на территорию чужой собственности. С этим мы разберемся дополнительно. Кто-нибудь пусть вызовет коменданта дома и сантехника. Мы зайдем в квартиру, вызволим кота, который орет под дверью, перекроем воду, выключим свет и опечатаем ее ровно на шесть месяцев. Вот так, дорогие наследницы и госпожа нарушитель спокойствия граждан.
Пока ждали коменданта и водопроводчика, милиционер попросил Светлану Тихоновну о любезности, так как увидел в приоткрытую дверь ее квартиры ксерокс:
– Если не затруднит, снимите для акта копию с завещания?
Предусмотрительная Светлана с молчаливого согласия старшего лейтенанта сделала дополнительные копии для себя.
– От всей этой вашей истории за версту смердит криминалом. – Шепнул ей на ухо, прощаясь, милиционер. И как только за ним закрылась дверь, Светлана с комендантом уткнулись в добытые документы:
«…все имущество Графовой Антонины Ивановны, определенное на момент ее смерти, движимое и недвижимое, за исключением квартиры, находящейся по адресу…. завещаю Шомаевой Гулизар Надировне… Квартиру по адресу… завещаю гражданке Молдовы Крайну Марии…»
– Эх, если бы я в тот день, когда приезжала скорая, прорвалась к Антонине…
– Теперь-то что об этом сожалеть? Был человек, и нет человека. А вы пощадите, свои нервы, Светлана Тихоновна, знаю я вас, начнете теперь себя винить во всем. – Комендант горестно вздохнула и засобиралась.
– В том-то и дело: был человек, и вдруг не стало. И все тайком. Теперь картина ясна. А я всю прошлую неделю недоумевала: если Антонина в больнице, почему Маша, ее дочь и Гуля снуют туда-сюда, и все с сумками, с пакетами. Три дня назад видела, уборщица пылесос тащила. Обчистили квартиру. Но даже это не главное, черт с ними, с вещами. Ведь до сих пор неизвестно как именно похоронена моя соседка. У нее пунктик имелся, похороны свои как по нотам расписала, заблаговременно, много лет назад. Показывала мне. Больше всего она боялась быть сожженной или похороненной не по русским обычаям. Как-то не верится, что Маша с Гулей соблюли традиции, куда проще сжечь тело, а урну с прахом на полку поставить. Хотя… могли и в могилу Владислава подхоронить. Было ли отпевание? Неизвестно. А поминки? Это ж святое! Варвары какие-то. Монстры. Не дать родственникам проводить в последний путь человека. Что же творится на свете? Куда мы катимся? Эх, если бы я знала, если бы…
P.S.:
До написания рассказа я изредка баловалась картами – пасьянс разложить на сбыточность желаний, подружке погадать на будущее. После истории с Антониной Ивановной прикасаться к картам больше нет никакого желания. Страшно заглянуть в свое или чужое будущее, в настоящем куда комфортнее.
Словно пятна на белой рубахе,
проступали похмельные страхи,
да поглядывал косо таксист.
И химичил чего-то такое,
и почёсывал ухо тугое,
и себе говорил я «окстись».
Ты славянскими бреднями бредишь,
ты домой непременно доедешь,
он не призрак, не смерти, никто.
Молчаливый работник приварка,
он по жизни из пятого парка,
обыватель, водитель авто.
Заклиная мятущийся разум,
зарекался я тополем, вязом,
овощным, продуктовым, — трясло, —
ослепительным небом на вырост.
Бог не фраер, не выдаст, не выдаст.
И какое сегодня число?
Ничего-то три дня не узнает,
на четвёртый в слезах опознает,
ну а юная мисс между тем,
проезжая по острову в кэбе,
заприметит явление в небе:
кто-то в шашечках весь пролетел.
2
Усыпала платформу лузгой,
удушала духами «Кармен»,
на один вдохновляла другой
с перекрёстною рифмой катрен.
Я боюсь, она скажет в конце:
своего ты стыдился лица,
как писал — изменялся в лице.
Так меняется у мертвеца.
То во образе дивного сна
Амстердам, и Стокгольм, и Брюссель
то бессонница, Танька одна,
лесопарковой зоны газель.
Шутки ради носила манок,
поцелуй — говорила — сюда.
В коридоре бесился щенок,
но гулять не спешили с утра.
Да и дружба была хороша,
то не спички гремят в коробке —
то шуршит в коробке анаша
камышом на волшебной реке.
Удалось. И не надо му-му.
Сдачи тоже не надо. Сбылось.
Непостижное, в общем, уму.
Пролетевшее, в общем, насквозь.
3
Говори, не тушуйся, о главном:
о бретельке на тонком плече,
поведенье замка своенравном,
заточённом под коврик ключе.
Дверь откроется — и на паркете,
растекаясь, рябит светотень,
на жестянке, на стоптанной кеде.
Лень прибраться и выбросить лень.
Ты не знала, как это по-русски.
На коленях держала словарь.
Чай вприкуску. На этой «прикуске»
осторожно, язык не сломай.
Воспалённые взгляды туземца.
Танцы-шманцы, бретелька, плечо.
Но не надо до самого сердца.
Осторожно, не поздно ещё.
Будьте бдительны, юная леди.
Образумься, дитя пустырей.
На рассказ о счастливом билете
есть у Бога рассказ постарей.
Но, обнявшись над невским гранитом,
эти двое стоят дотемна.
И матрёшка с пятном знаменитым
на Арбате приобретена.
4
«Интурист», телеграф, жилой
дом по левую — Боже мой —
руку. Лестничный марш, ступень
за ступенью... Куда теперь?
Что нам лестничный марш поёт?
То, что лестничный всё пролёт.
Это можно истолковать
в смысле «стоит ли тосковать?».
И ещё. У Никитских врат
сто на брата — и чёрт не брат,
под охраною всех властей
странный дом из одних гостей.
Здесь проездом томился Блок,
а на память — хоть шерсти клок.
Заключим его в медальон,
до отбитых краёв дольём.
Боже правый, своим перстом
эти крыши пометь крестом,
аки крыши госпиталей.
В день назначенный пожалей.
5
Через сиваш моей памяти, через
кофе столовский и чай бочковой,
через по кругу запущенный херес
в дебрях черёмухи у кольцевой,
«Баней» Толстого разбуженный эрос,
выбор профессии, путь роковой.
Тех ещё виршей первейшую читку,
страшный народ — борода к бороде,
слух напрягающий. Небо с овчинку,
сомнамбулический ход по воде.
Через погост раскусивших начинку.
Далее, как говорится, везде.
Знаешь, пока все носились со мною,
мне предносилось виденье твоё.
Вот я на вороте пятна замою,
переменю торопливо бельё.
Радуйся — ангел стоит за спиною!
Но почему опершись на копьё?
1991
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
